Любые споры сейчас неуместны.

Несколько минут они с Констанцией сидели молча, обдумывая внезапный поворот событий, который вовсе не был таким уж неожиданным.

Снаружи послышался гул взбудораженной толпы, сопровождаемый ударом грома.

— Наверное, они пытаются влезть на стены, — предположила Констанция.

Вскоре крики потонули в грохоте копыт, а еще через какое-то время яростные возгласы сменились стонами и воплями.

Дануб и Констанция поняли, что Бригада Непобедимых, как всегда, действовала в своей обычной жестокой манере и ее натиск оказался успешным. Угроза для Сент-Хонса устранена.

Король Дануб обернулся к Констанции. Лицо ее было усталым. Им всем выпала тяжкая участь: затворничество в замке и бездействие, которое время от времени сменялось необходимой, но приносящей столько боли демонстрацией силы.

— Ты бы лучше пошла к детям, — предложил Дануб.

— Скоро вернется герцог Калас, и я не хочу, чтобы он обрушил на вас свое дурное настроение, — ответила Констанция.

Дануб кивнул, понимая справедливость ее слов.

— И все же пойди поиграй с Мервиком и Торренсом, — повторил Дануб. — Герцог Калас состоит у меня при дворе. Он командир Бригады Непобедимых. Калас будет делать то, что я приказываю, и делать добросовестно, иначе лишится своего поста.

Констанция недоверчиво вскинула брови. Она не верила в возможность смещения Каласа. Король и сам понимал, что его последняя фраза — не более чем слова, сказанные в запальчивости. Замена Каласа сейчас, в нынешнее тревожное и тяжелое время, внесла бы разброд в ряды Бригады Непобедимых. Гвардейцы искренне любили своего командира. Впрочем, Дануб знал, что до крайности не дойдет. Да, Калас упрям и лютой ненавистью ненавидит церковь Абеля. Все это нельзя сбрасывать со счетов. Однако герцог был и остается человеком Дануба. Несомненно, гвардейцы надолго отбили у толпы охоту соваться в Сент-Хонс, и теперь герцог и Дануб должны как можно быстрее забыть об этом.

Вероятно, к такому же выводу пришла и Констанция. Она подошла к Данубу, поцеловала его в щеку и покинула тронный зал.

Через несколько минут возвратился герцог Калас.

— Около полусотни убитых, — мрачным тоном сообщил он. — В основном затоптаны копытами.

— А со стороны твоих рыцарей? — спросил Дануб.

Калас презрительно хмыкнул. Разве эта чернь способна хотя бы ранить его доблестных гвардейцев?

— Значит, мы сделали то, что должны были сделать, — сказал король. — Мы защитили Сент-Хонс, как того и требует наше соглашение с церковью Абеля. Одновременно мы напомнили народу, что законы не перестают действовать даже во время чумы.

«Ах, если бы все было так просто!» — мысленно добавил Дануб. И хотя внешне он оставался суровым и непреклонным, веря в справедливость только что произнесенных слов, короля глубоко потрясло известие о пятидесяти его подданных, затоптанных лошадьми его доблестных рыцарей.

Дануб видел, что Калас не менее его потрясен случившимся. Герцог опустился на стул, где недавно сидела Констанция, подпер ладонью подбородок и бессмысленным взором уставился в стену.

На улицах еще слышались отдельные крики, и они больно отдавались в ушах короля Дануба и герцога Каласа.

Нараставшие крики мгновенно прекратились, как только Маркало Де’Уннеро — он же брат Истины, — пройдя через ряды братьев Покаяния и толпу собравшихся жителей Палмариса, двинулся по улочке навстречу бехренцам.

Эти смуглокожие люди хотели только одного — чтобы их самих и их жилища близ палмарисской гавани оставили в покое. Но напрасно. Брат Истины уже успел бросить искры в толпу, провозгласив язычников-бехренцев причиной Божьего гнева, а районы их проживания в Палмарисе — рассадником розовой чумы.

Первый из оказавшихся на его пути бехренцев поднял свое оружие — острогу, целя ею в Де’Уннеро, однако монах внезапно остановился и резко ударил ногой по древку, отчего острога отлетела в сторону. Той же ногой Де’Уннеро ударил по колену другого бехренца и, не опуская ногу на землю, нанес первому сильный удар в живот, заставив его согнуться пополам.

Де’Уннеро резко развернулся. Другой ногой он ударил бехренца в подбородок, едва не свернув тому шею, и отбросил свою жертву лицом вниз на булыжники мостовой.

Де’Уннеро чувствовал, как внутри него зарычал тигр, норовя вырваться на свободу, чтобы разорвать и покалечить всех, кто находится рядом. Монах едва не поддался и чуть не выпустил тигра. Но буквально в последнюю секунду в его сознании пронеслась мысль: если жители Палмариса увидят тигра, они мгновенно вспомнят о гибели их любимого барона Бильдборо! И тогда — конец всему. Де’Уннеро собрал всю свою волю, загоняя бешеного зверя внутрь. Борьба с тигром всецело поглотила его, и кто-то из бехренцев, воспользовавшись моментом, нанес ему удар.

Де’Уннеро прыгнул вперед и приземлился перед смуглокожим человеком, занесшим над его головой тяжелый топор. Неужели этот дурак думает, что сможет уничтожить Брата Истины? Де’Уннеро нанес бехренцу несколько ударов по лицу. Топор выпал из рук оглушенного язычника. Бехренец попытался увернуться, но не тут-то было. На него снова посыпался град ударов, от которого он упал на колени. Де’Уннеро подпрыгнул и обеими ногами ударил поверженного бехренца в грудь.

Магистр услышал, как у его жертвы хрустнул позвоночник.

Де’Уннеро вскинул вверх руки со стиснутыми кулаками и испустил победный клич, более походивший на звериный рев. Это был сигнал к расправе. Сотня братьев Покаяния и в два раза больше жителей Палмариса набросились на малочисленных бехренцев. Насмерть забивали всех, кто попадался под руки и под ноги.

Но приятнее всего для брата Истины было наблюдать поведение городской стражи. Они преспокойно восседали на конях, сгрудившись в конце улочки. Много раз они могли бы вмешаться, однако никто из них не двинулся с места. И потому братья Покаяния продолжали громить бехренское поселение. Они перебили всех, кого смогли поймать, после чего дотла сожгли все жилища бехренцев.

— Да это Роджер! — радостно сообщила Белстеру Пони, увидев, как с южной стороны в Дундалис въехала повозка.

Улыбка погасла на ее лице, когда Пони увидела, что позади Роджера в повозке сидит Дейнси, сгорбленная и закутанная с головы до ног в одеяла, хотя день стоял довольно теплый.

Пони без труда поняла, в чем дело.

— Чума и до нее добралась, — произнес Белстер. — Зачем только этот дурень привез ее сюда?

Пони задела не свойственная Белстеру черствость. Она нахмурилась, не собираясь скрывать от трактирщика, что ей неприятны его слова.

Он мотал головой, словно сам удивлялся вырвавшимся у него словам. Впрочем, Пони понимала, чем они вызваны. До сих пор чума обходила Дундалис стороной, но один больной человек мог разом изменить положение. Не успеешь оглянуться, как чума, словно пожар, охватит весь город. Те, кто знали устные предания о чуме, рассказывали, что она опустошала целые города, размерами и населением намного превосходившие Дундалис.

Пони и без объяснений Роджера было ясно, почему он привез Дейнси сюда. Чем ближе подъезжала повозка, тем заметнее были грусть и отчаяние на его лице. И еще — безнадежная мольба.

Несколько горожан подошли, чтобы поздороваться с Роджером, но он решительно замахал руками.

— Держитесь на расстоянии! — крикнул он.

Поначалу эти слова вызвали удивление, затем неизбежно повергли в ужас.

Слова, известные во всех уголках королевства.

Потом Роджер увидел свою последнюю надежду на спасение Дейнси — его любимой Дейнси.

— Пони, — слабым голосом произнес он.

Пони бросилась к повозке и, ухватив поводья, остановила лошадь.

— Берегись, — предупредил ее Роджер. — У Дейнси чума.

Пони невесело кивнула и пробралась к сиденью. Она осторожно откинула капюшон и дотронулась до лба Дейнси.

Несмотря на жар, у Дейнси стучали зубы.

Пони вздохнула.