Так на несколько недель им удалось оторваться от армии Шаунтиля и ятола Бардоха. Это произошло, когда лето 844 года Господня, по летосчислению абеликанской церкви, начало клониться к осени, знаменуя собой вторую годовщину пребывания Бринн во главе восставших тогайру.

— Это были хорошие два года, — сказала девушка, обращаясь к Астамиру и остальным собравшимся ночью у лагерного костра. — Мы нанесли такой мощный удар Бехрену, на какой не могли и надеяться.

— Хорошими были первые полтора года, — как это было ему свойственно, проворчал Таналак Кренк. — Сейчас мы прячемся, а Тюрбаны все туже сжимают петлю на нашей шее.

Возразить было нечего. Этим летом тогайранцы одержали несколько незначительных побед во время коротких стычек, в основном нападая на караваны с припасами, но их было совсем немного. И главное, все понимали, что армия ятола Бардоха неотступно висит у них на хвосте.

— Мы должны нанести новый удар, и посильнее! — продолжал Таналак, поднимаясь. Он обошел вокруг костра, вглядываясь в лица товарищей. — Славная победа, вот что нам нужно! Пусть бехренцы трепещут, а то последнее время им что-то слишком привольно живется.

— Где? — Вопрос Бринн, казалось слегка охладил пыл ее соратника. — Чтобы захватить город, нужно время, но его у нас нет. А дать бой нашим преследователям в открытом поле было бы чистой воды безумием.

— Тогда давайте вернемся в Тогай, — предложил кто-то, — Пусть бехренцы гоняются за нами по землям, которые мы знаем гораздо лучше их!

Снова вокруг зашумели, и девушка прикрыла глаза. Это было как раз то, чего она опасалась, в случае если прервется череда победных боевых действий. Они с Астамиром приходили к одному и тому же мрачному выводу: возвращение в тогайские степи станет концом восстания. Там на воинов навалятся другие неотложные обязанности, и войско на глазах начнет таять. Чезру же наверняка не только не ослабит, но даже усилит давление. На родине бехренцы чувствуют себя спокойнее и, может быть, поэтому предпочитают не торопиться, а, оказавшись в Тогае, захотят покончить с тогайранскими бунтовщиками как можно быстрее.

Так ничего решено и не было. Озабоченная Бринн вернулась в шатер. Едва начав погружаться в обычный для себя беспокойный сон, она проснулась, услышав, что ее кто-то зовет. Выскочив, тогайранка увидела неподалеку группу людей, в том числе и Астамира. Все они смотрели на юг, где можно было различить огни огромного лагеря.

— Они снова нашли нас, — пробормотал кто-то.

— Это все работа Дуана, — заметил мистик.

— Неужели нельзя никак укрыться от его духа? — спросила Бринн.

Астамир покачал головой.

— Выйдя из тела, он перемещается чрезвычайно быстро и может подниматься как угодно высоко, выбирая точки обзора. Даже если мы будем разжигать костры только глубоко в пещерах или под навесами, он все равно нас разыщет.

— Разошлите разведчиков во все стороны, — приказала девушка. — Мы сворачиваем на запад и будем двигаться со всей возможной скоростью, стараясь оторваться от бехренцев.

— Возвращаемся в Тогай?

— Не вижу другого выхода.

— Ты считаешь, что по возвращении на родину все ее усилия могут пойти прахом? — спросил Мерван Ма.

Они вдвоем с Астамиром сидели около костра. Чувствовалось, что зима уже не за горами.

— Соотношение сил всегда было не в нашу пользу, — отозвался мистик. — По правде говоря, я никогда не верил, что у Бринн есть хоть какой-то шанс разорвать мертвую хватку бехренцев и освободить народ. Разве что Чезру и его жрецы поняли бы, что Тогай не стоит тех трудов, которые нужно прикладывать, чтобы удерживать его в повиновении.

— Бринн, конечно, и сама понимает ситуацию, — сказал пастырь, и Астамир кивнул:

— Она, да и все мы знали, что нас ждет смерть. Так оно, скорее всего, и будет.

— Тогда к чему эта бесполезная борьба?

Мистик поглядел на юношу с таким видом, как будто сам вопрос казался ему нелепым, однако все же решил, что стоит дать ему объяснение.

— Мир Бринн рухнул. — Он помолчал, пристально глядя на пастыря. — Как, впрочем, и твой.

Мерван Ма откинулся назад, скрестив на груди руки, и задумался. Он понимал, что Астамир прав, что вся его жизнь пошла прахом только потому, что ему стало известно о кощунственных действиях Чезру. И он, в недавнем прошлом хранитель священного сосуда, помощник нынешнего Гласа Бога и наставник следующего, начал понимать, что за всем этим стоит нечто гораздо большее, чем ему казалось прежде. Он хорошо помнил недавнее нападение Эакима Дуана, когда Глас Бога почти полностью вытеснил его дух из тела, завладев им, как своим собственным. Если это можно проделать со взрослым, сознательным человеком, то с ребенком вообще не возникнет никаких трудностей…

— Я не пойду с Бринн на запад, — сказал Астамир, прервав размышления пастыря.

— Вернешься в Огненные горы?

— Нет, отправлюсь в Хасинту.

Мерван Ма широко раскрыл глаза.

— Ятолы убьют тебя. Они ничего не пожелают слушать!

— Проблема несравненно важнее моей жизни.

— И ты так просто говоришь это?

Мистик пожал плечами. Юноша пристально посмотрел на него.

— А что будет со мной?

— Попрошу Бринн отпустить тебя, — ответил Астамир, — Вряд ли она станет возражать. Если хочешь, отправляйся на юг, в Огненные горы. Я сообщу тебе слово, которое нужно произнести, чтобы тебя приняли в Обители Облаков. Но вообще-то сам решай, куда тебе идти.

Мерван Ма не сводил с собеседника пристального взгляда, пытаясь понять, что стоит за этими словами.

— Я сам решу, куда идти, но ты рассчитываешь, что я пойду с тобой в Хасинту, — сказал он. Мистик улыбнулся. — Они убьют и меня тоже.

Астамир не произнес ни слова возражения. Юноша пожал плечами и впервые за все долгое время их знакомства искренне улыбнулся.

На следующий день они стояли перед тогайранкой; за спинами мистика и Мервана Ма были мешки, в которых помещалась вся их поклажа.

— Ты знаешь — моя любовь и восхищение всегда с тобой, — сказал ей Астамир. — Уверен, какую бы тактику ты ни выбрала, она будет верной. — Мистик крепко обнял девушку и поцеловал ее. — От всей души желаю тебе уцелеть, Бринн Дариель. Обитель Облаков станет твоим домом, если ты не найдешь его в тогайских степях.

— У меня осталась одна надежда — упокоиться в земле Тогая, — мрачно ответила Бринн.

Чувствовалось, что она понимает: восстание тогайру угасает. Лишившись возможности обводить бехренцев вокруг пальца, ее войско не имеет ни малейшего шанса на победу.

— Будут и другие, кто пойдет твоим путем, — произнес Астамир. — И их знаменем станет имя Бринн Дариель, Тогайского Дракона. Даже если ты потерпишь неудачу, надежда на свободу не умрет в сердцах тогайру.

— А ты посеешь семена раскола среди ятолов, и власть Эакима Дуана падет.

— И возможно, впоследствии кто-то другой продолжит дело Бринн Дариель и использует ее стратегию. И тогда Бехрену будет гораздо труднее одолеть тогайру, — сказал Мерван Ма.

Бринн и Астамир ошеломленно посмотрели друг на друга и разразились смехом.

— Известное дело, Джеста Ту знают много о человеческой душе, так что мне не стоило труда подчинить его своей воле, — усмехнулся мистик.

Юноша испуганно посмотрел на него, но тут же понял, что это всего лишь шутка, и тоже рассмеялся.

На том они и расстались. Тогайранка повела всадников на запад, а Астамир и Мерван Ма начали долгий спуск к восточной дороге, по которой им предстояло добираться до Хасинты.

— Она повернула на запад, — доложил Шаунтиль ятолу Бардоху, получив очередное сообщение из Хасинты.

— Горы были ее последним прибежищем, — заметил ятол. — Теперь, когда мы обнаружили ее снова, ей ничего не остается, как возвращаться в Тогай. — Он злобно усмехнулся, — Нужно перекрыть все перевалы.

На лице чежу-лея возникло выражение неуверенности.

— Нам не перегнать тогайру — у них слишком хорошие кони.