— Мы все пойдем с тобой! — горячо воскликнула Пони.

Наслушавшись рассказов Элбрайна об этом удивительном месте, она отчаянно хотела собственными глазами увидеть эльфийскую долину.

У Элбрайна и самого возникло сильное искушение снова увидеть Облачный Лес, в особенности сейчас, в преддверии того, что его ожидало. Однако долг был превыше всего.

— С каждым днем, который мы потратим на дорогу туда и обратно, будут гибнуть все новые люди.

— Я один отведу их, — повторил Джуравиль. — У каждого из нас свое предназначение. Утром представьте меня этим людям и можете о них больше не беспокоиться.

Элбрайн бросил долгий пристальный взгляд на своего крылатого друга. Он хотел, чтобы Джуравиль шел с ними и дальше, он нуждался в его мужестве и мудрости. Однако эльф был прав. Поход в Барбакан, конечно, дело первостепенной важности, но и нуждами ни в чем не повинных людей пренебрегать не следовало.

Значит, утром предстоит еще одно мучительное расставание.

— Вот и ты, в конце концов! — воскликнула Тантан, заметив жеребца, рысцой пересекающего поле неподалеку от Сорного Луга.

Большинство эльфов давно покинули эту местность, некоторые ушли на юг вместе с людьми, другие вернулись в Облачный Лес. Те двое, что остались здесь с Тантан, продолжали следить за тем, как протекает вторжение.

Тантан тут не нравилось, очень не нравилось.

Однако она ждала Дара; он был ей необходим, чтобы выполнить задуманный план.

Она с некоторой опаской подошла к жеребцу, но почти сразу же почувствовала, что может установить с ним мысленную связь. Бирюза была настроена исключительно на Элбрайна, однако Тантан, с ее эльфийской кровью, если и не могла читать мысли коня, то, безусловно, воспринимала его эмоции.

Судя по всему, Дару ее план пришелся по душе.

Он не возражал, когда она вспорхнула ему на спину, и тут же поскакал на север.

Он не чувствовал камней у себя под ногами — факт, который раздражал его едва ли не больше всего на свете. Несмотря на все преимущества существования в форме духа, Квинтал утратил ощущения, доступные смертному телу. Для него больше не существовали такие вещи, как прикосновение травы и камней к голым ногам, запах готовящейся пищи, вкус моллюсков с экзотическими приправами, которые он ел, когда «Бегущий» заходил в Джасинту.

Сейчас он стоял — или, скорее, парил над полом — в огромном зале перед обсидиановым троном, на котором сидел демон, этот монстр, заменивший ему Бога.

— Мы будем в Палмарисе к середине лета, — объявил Бестесбулзибар, наклоняясь вперед; грубые складки его красноватой кожи поблескивали в оранжевом свете лавовых потоков, вливающихся через стены и уходящих в пол по обеим сторонам широкого помоста. — Осенью начнется осада Урсала, а потом мы двинемся дальше на юг, к Энтелу и разделяющей королевства горной гряде.

— И там мы остановимся? — спросил Квинтал.

— Остановимся? — усмехнулся демон. — Сначала мы немножко поиграем с тамошними правителями, натравливая их друг на друга, а потом, когда они меньше всего будут опасаться подвоха, ринемся дальше на юг. Весь мир будет принадлежать мне. Для человечества настанет эпоха тьмы.

Квинтал не мог не согласиться с демоном, хотя, без сомнения, оставались еще кое-какие нерешенные мелкие проблемы. Альпинадор, несмотря на жестокие набеги на его пограничные области и даже в глубь страны, в целом пока держался, но в этом северном королевстве было слишком мало народу и почти отсутствовала какая бы то ни было организация, так что всерьез опасаться его не было причин.

— И приходом этой эпохи человечество обязано только самому себе, — продолжал Бестесбулзибар. — Слабости людей открыли нам дорогу.

Демон взмахнул крыльями, и волна горячего воздуха прошла сквозь Квинтала; странно, конечно, что он ее почувствовал, но это и впрямь было очень похоже на ощущение. Кроме того, порыв воздуха пробудил в нем воспоминания.

Он вспомнил все до мельчайших деталей: кем он был, чем жил и на что надеялся в своей смертной жизни. Вспомнил Санта-Мир-Абель, плавание на Пиманиникуит. Вспомнил Эвелина, проклятого Эвелина, и их соперничество. В ушах звенел голос Эвелина, возмущенного гибелью «Бегущего», и это, Квинтал знал, был голос человека, которого коснулся сам Бог. Он вспомнил, как преследовал «безумного монаха» от города к городу, и слова предостережения, которые тот говорил, в те времена воспринимаемые как дикость, а на поверку оказавшиеся правдой.

Квинтал поднял взгляд на своего господина; тот, без сомнения, заставил его вспомнить все это с одной целью — чтобы помучить. Со времени гибели своего физического тела, когда булавка с гематитом каким-то образом перебросила его дух в Аиду, к Бестесбулзибару, Квинтал помнил лишь последнее столкновение с Эвелином и его друзьями.

Однако сейчас… Да, сейчас он вспомнил. Все. И понял, что обречен, что правдивы и заявления демона, и предостережения Эвелина. Слабость рода человеческого, утрата церковью Абеля подлинной набожности, уничтожение экипажа «Бегущего», зависть самого Квинтала по отношению к брату Эвелину — все это подпитывало демона, пробуждало тьму, теперь сгущавшуюся над миром.

Квинтал не хотел служить демону, но был бессилен бороться с ним и не имел возможности сбежать.

Бестесбулзибар протянул руку ладонью вниз и мысленно потребовал, чтобы Квинтал выразил ему свое уважение.

И дух проклятый, дух обреченный взял эту руку и поцеловал ее.

Спасения не было.

Квинтал понимал также, что демон читает его мысли и что охватившее его чувство безнадежности доставляет адскому созданию дополнительное удовольствие.

— От тебя есть определенная польза, — внезапно сказал Бестесбулзибар. — Вторгаешься в сны таких глупцов, как этот Тол Юджаник, бродишь незамеченным среди наших врагов. Но я и сам могу делать все это. — Демон замолчал, и Квинтал подумал: все, теперь ему конец, сейчас он будет испепелен или заброшен в преисподнюю, где его ждут вечные мучения.

— Мне нужно от тебя нечто большее, — продолжил демон и перевел взгляд с Квинтала на один из потоков пылающей лавы. — Да, — пробормотал он, обращаясь скорее к самому себе, чем к своему призрачному собеседнику. Он встал, пересек помост, погрузил руку в расплавленный поток и снова посмотрел на Квинтала. — Да. Ты ведь больше не испытываешь никаких ощущений, присущих материальному миру? — Квинтал кивнул. — Я могу дать тебе это, моя маленькая марионетка. Я могу еще раз дать тебе жизнь, реальную жизнь, — Квинтал совершенно бессознательно рванулся к демону. — Я могу дать тебе даже кое-что получше.

И снова огромные крылья поднялись и опали; волна горячего воздуха прошла сквозь призрачное тело Квинтала. И когда она схлынула, ощущение жара осталось.

Ощущение жара осталось! Квинтал чувствовал тепло лавового потока!

Бестесбулзибар заговорил медленно, нараспев, на языке, которого Квинтал не понимал, — гортанные щелкающие звуки, немного похожие на те, которые издает старик, отхаркивая мокроту. Потом демон плюнул на Квинтала, и слюна не прошла сквозь призрачное тело, а прилипла к нему. Бестесбулзибар повторял это действие снова и снова, пока весь Квинтал не оказался покрыт слизью. Тогда демон схватил его — Квинтал непроизвольно вскрикнул — и швырнул в лавовый поток.

Иссушающий жар и адская боль — последнее, что испытал Квинтал, прежде чем мир заволокла тьма.

Он очнулся позже, гораздо позже, хотя не смог бы объяснить, откуда у него чувство времени. Он все еще находился в тронном зале и стоял — не парил в воздухе! — на полу.

Он превратился в создание из лавы, слепленное по образцу человека, слепленное грубо, но имеющее руки и ноги, внушительное туловище, голову и гибкие, мягко мерцающие оранжевым сочленения. Он чувствовал собственную неуклюжесть, но — чувствовал! Он перевел взгляд на свою ладонь, черную с оранжевыми прожилками, и его охватило изумление; в этой руке ощущалась невероятная сила, способная сокрушить камень — или голову врага.