Немец. Неправый быть, мессер Ианнин. Их бин друг.

Мессер Джаннино. Не будем терять ни минуты. Пошевеливайся, Сгвацца! Что ты там застрял?

Сгвацца. Никак не подберу подходящее оружие, тут остались одни пики. А пики мне не по душе; мне бы что-нибудь такое, что поражало бы на расстоянии.

Верджилио. От него нам больше вреда, чем проку, хозяин.

Сгвацца. Нашел, черт побери! Вот это что надо! Надежный арбалет! Вещь по мне! Думаете, не управлюсь? Примощусь поодаль и навоюю столько, что вам и не снилось. Может, кликнуть заодно и Корнаккью, авось хуже не будет?

Верджилио. Нас и без того хоть отбавляй.

Сгвацца. А может, разом подстрелить Гульельмо? Или так, подранить для острастки? А, мессер Джаннино?

Испанец. Пошли, пошли.

Сгвацца. Будь неладна мона Пьера! Кажись, у них открыта дверь. Неужто не робеют? Хотите доброго совета?

Мессер Джаннино. Ну что еще?

Сгвацца. Отложим это дело до завтра. Утро вечера мудренее.

Испанец. Куда нам деть этого дуралея, мессер Джаннино? Не отправить ли его назад, на постоялый двор?

Немец. Он тошно спятить.

Сгвацца. Чтоб я сдох: там за дверью что-то блеснуло. Схоронюсь-ка подобру-поздорову. Мне еще жизнь дорога.

Латтанцио. Показался неприятель. Будьте наготове и выскакивайте по моей команде. Я же перемолвлюсь парой слов с мессером Джаннино; быть может, удастся отвратить его от этой гибельной затеи.

Верджилио. Вперед, хозяин. Ворвемся в дом.

Латтанцио. Какая муха вас укусила, мессер Джаннино, что так самонадеянно вы вознамерились лишить жизни беззащитного старика в его же собственном доме?

Мессер Джаннино. Вам-то что за дело? Этот выживший из ума никчемный старикашка хочет расправиться с нежнейшим созданием на всем белом свете!

Латтанцио. А вы-то здесь при чем? Кто позволил вам вмешиваться в чужие дела?

Мессер Джаннино. Неправедному деянию всяк должен противиться.

Латтанцио. Стало быть, вы явились вершить правосудие? По-вашему, коль стар он и немощен, так и защитить его некому?

Мессер Джаннино. Защитники нам не острастка. Тот, кто осмелится выступить против нас, пожалеет, что не обратился в бегство. Мы жизни наши положим, а девушку вызволим.

Испанец. Мессер Джаннино, не стоит понапрасну тратить время на разговоры с этим презренным трусом. Направимся к дому.

Немец. Я будет изрубить старик на кусок! Абракадабра!

Латтанцио. Знайте же, что вас самих изрежут на мелкие кусочки, коли не уберетесь восвояси.

Испанец. Черт бы побрал этого бездельника!

Немец. Я лишно сделать ломоть из он.

Латтанцио. Видать, полюбовно нам не столковаться. Эй, братья, выходи. Поглядим, кто кого!

Капитан. Сколь любезен этот мессер Консальво! Помилуй Бог, что здесь за распря? Довольно, довольно! Чего вы не поделили, синьоры? Эдак недолго и всю округу переполошить! Комиссар строго накажет вас за подобное своеволие. Что за размолвка вышла у вас с этими школярами, синьоры?

Латтанцио. Выложу все без утайки, синьор капитан. Эти удальцы явились сюда прикончить несчастного старика Гульельмо. Мы же с братьями порешили из уважения и любви к Гульельмо вступиться за него и проучить лиходеев.

Мессер Джаннино. Дело обстоит совсем иначе, синьор капитан. Старый плут Гульельмо, видя, что девушка, живущая у него в доме, не поддается на его грязные уговоры, возвел на нее невесть какую напраслину и замыслил лишить жизни. Из сострадания к бедной сироте мы и пришли освободить ее.

Третий брат. Враки!

Испанец. Чтоб вам пусто было! Все это гнусная ложь. Кабы не присутствие сеньора капитана, я затолкал бы эти слова вам в глотки острием моей шпаги!

Первый брат. Ври, да не завирайся! Синьор капитан, ежели ваша милость дозволит, я в одиночку сражусь со всеми четырьмя мошенниками.

Немец. Их сей бахвал не спускать!

Второй брат. Ужо отойдем в сторонку, тогда я погляжу, как ты запоешь.

Испанец. Клянусь небом, свяжите меня по рукам и ногам, я все одно скрещу клинки с этими похвалебщиками.

Немец. Пустобрех. Их бин не их, коль не порешить всех, как один.

Капитан. Вижу, отваги вам не занимать. Жаль будет, если кто-то из вас падет в этой схватке.

Мессер Джаннино. Чему быть, того не миновать, синьор капитан! Позвольте нам проучить этих спесивых наглецов.

Латтанцио. Не будь здесь синьора капитана, вы бы давно прикусили языки!

Верджилио. Дьявол! Я вне себя от ярости.

Капитан. Черт возьми, да вы все не робкого десятка: в этой стычке покуда никто еще не взял верх.

Немец. Знать, почто никто не пересилить?

Капитан. Почему же?

Немец. Их не сражаться этакий оружье, не зналь, как подобать орудовать сей щит.

Второй брат. Ежели кому и сетовать на оружие, так только нам.

Капитан. Это еще почему?

Второй брат. Да потому, что в Испании, кто побоязливее, прикрывается для пущей верности щитом или тарчем.

Капитан. Как видно, и в Италии этот обычай в ходу. Впрочем, оставим эти пересуды. В благородных руках любое оружие неотразимо. Однако будьте благоразумны, подумайте о своих жизнях, отложите оружие и примиритесь по-братски.

Мессер Джаннино. Не раньше, чем они сойдут с нашего пути и мы освободим девушку.

Латтанцио. Этот спесивец молвит так, словно уже одолел нас.

Испанец. Погодите, скоро вы сами взмолитесь: «Ради Бога, забирайте свою девушку!»

Второй брат. Ух, синьор капитан. Дозвольте помериться силой, мы и так уже из кожи вон лезем.

Немец. Коли желать прикончить с этот дело бистро, взять гросс меч. Этот нихт резать на кусок.

Третий брат. Готовы драться любым оружием.

Немец. Нам будет одолжить большой мечи, капитан?

Капитан. Мой долг скорее в том, чтобы внести меж вами согласие, а не вкладывать в ваши руки орудия смерти.

Мессер Джаннино. Нам не замириться, покуда не получим девицу.

Латтанцио. Этому не бывать. О примирении не может быть и речи.

Капитан. Когда в вас пылают такие страсти, что ж, решайте свою тяжбу в схватке.

Немец. Изволить меч, капитан.

Капитан. Все ли согласны сразиться двуручными мечами?

Первый брат. Так точно.

Верджилио. Так точно, сударь.

Испанец. Точно так, синьор.

Капитан. Тогда извольте следовать в мой арсенал. Там вы сложите свое оружие и возьмете новое. Ну а потом скрестите мечи и разрешите вашу распрю.

Мессер Джаннино. Вперед.

Латтанцио. Пошли.

Испанец. В путь.

Аньолетта. Отряхну-ка юбку, а то вся перепачкалась. Вот что я вам скажу, разлюбезные мои дамы: не витал в облаках тот, кто первым сказал: «Сила не в числе, а в уменье»; один мужчина стоит сотни, а сотня не стоит и одного. Скольких я на своем веку перевидела — что песку морского. Только таких, чтобы дух захватывало, — раз-два и обчелся. Обыкновенно не мужик, а прямо баба в штанах: самого еле ноги держат, — того и гляди, переломится от натуги. Бывало, пока расшевелишь такого, сама последней силушкой изойдешь. Да и то сказать — проку с гулькин нос! То ли дело Корнаккья! Разрази меня гром, ежели за три часика, что скоротали мы вдвоем, трижды (поднимает вверх три пальца) всласть друг дружкой не упились. Таких, как Корнаккья, днем с огнем не сыщешь. Глядите на меня, сударыни, внакладе не останетесь. Махните вы рукой на своих слабосильных супружничков, кои разве что кряхтеть горазды, а толку от них — как от козла молока. Эх, да что там! Забегу домой, а через часок-другой обратно — узнать, не воротился ли мессер Джаннино.