Джаннелла. Хозяин, а как ваша мадонна Оретта посмотрит на то, что вы уходите среди ночи? Этакое с вами и днем-то редко случается.

Амброджо. Я все продумал. Скажу ей, будто за мной прислал комиссар, коему необходимо обсудить одно дело и до утра сообщить свое решение его светлости.^{178}

Джаннелла. Еще вопрос, поверит ли она.

Амброджо. А я так поведу разговор, чтоб поверила.

Джаннелла. Плохо, коли она увидит вас переодетым.

Амброджо. Дурак ты, дурак. Думаешь, я выряжусь, чтобы попасться ей на глаза? Она будет с сестрой в зале, мы же под предлогом, будто нам нужно кое-какие бумаги захватить, переоденемся внизу, в кабинете.

Джаннелла. А во что?

Амброджо. Найдем. Хотя бы в плащи, которые я велел сшить для двух пажей в бытность свою подестой в городе Форли. Пошли ужинать — уже, наверно, второй час.

Джаннелла. Надо наесться вдоволь, чтоб если уж помирать, так хоть на сытое брюхо.

Амброджо. Мне лучше не переедать перед работой, а то прыти не будет. Советую и тебе не объедаться.

Джаннелла. Ну, из меня-то плохой работник, ежели я брюхо не набью, как барабан.

Амброджо. Тогда набивай. Раз от этого зависит твоя удаль, тебе виднее. Идем.

Джаннелла. Да будет благословенна эта дама! Почаще бы она так.

Ринуччо. Пробило два. Еще немного — и мессер Старьёджо выйдет из дома. Во избежание ошибки мне лучше дождаться где-нибудь здесь, пока он не появится: тогда, буде он не возьмет с собой это ничтожество Джаннеллу, я прикажу, чтоб ему не открывали. Чего ради запирать старика в ловушке, коль скоро Джаннелла останется в доме? О, жалкая доля влюбленного! Презренный слуга, коего жизнь не стоит ломаного гроша, может сделать меня счастливейшим или несчастнейшим человеком на свете в зависимости от того, выйдет он из дому либо нет. Все же я надеюсь на лучшее и не поверю, чтобы Фортуна не желала благополучного исхода моей любви, когда обстоятельства сложились столь удачно, что этот выживший из ума старик, который на ладан дышит, влюбился в мою матушку. И уж точно, кабы не это обстоятельство, скорее бы рак свистнул, чем я остался наедине с мадонной Ореттой, — такова ревность этого безумца. Внимание, дверь открывается. Слава Богу, это переодетый старик.

Амброджо. Ты взял кинжал и щит?

Джаннелла. Да, сударь. Чертова шляпа — на глаза налезает.

Ринуччо. Джаннелла с ним. Все идет как по маслу.

Амброджо. Запри дверь.

Ринуччо. Что это они на себя напялили?

Амброджо. Хорошо закрыл?

Джаннелла. Да, сударь. Будь они прокляты, эти кинжалы!

Амброджо. Проверь кольцо — лег ли на место засов. Я хочу быть спокоен.

Ринуччо. Мне лучше убраться, пока они меня не заметили и не заподозрили неладное. Заодно дам знать мессеру Джулио, что птичка летит в сети.

Амброджо. Какого черта ты дергаешь дверь?

Джаннелла. Гляжу, хорошо ли закрылась.

Амброджо. Хватит дергать! Ты что, хочешь, чтобы Аньола высунулась из окна и увидела нас в этом наряде?

Джаннелла. По правде говоря, у меня не запирается.

Амброджо. Ты же сказал, что запер.

Джаннелла. Засов заело. Может, мне лучше остаться и сторожить дверь?

Амброджо. Ты у меня останешься, осел, холера тебе в бок! Сам не знаю, кто мне мешает сломать этот кинжал о твою голову. Отойди!

Джаннелла. Не зря я дергал, вот и поддел засов. Запираю.

Амброджо. Отойди, говорю. Хватит, больше не желаю никому верить.

Джаннелла. Да что, по-вашему, было бы, кабы двери не запереть? Думаете, любовники набегут и примутся по очереди кольцо ощупывать?

Амброджо. Теперь я могу быть спокоен — собственными руками проверил. Тем не менее, Джаннелла, будет лучше, коль скоро, сопроводив меня, куда мне нужно, — а это в двух шагах, — ты, как только я войду, вернешься и посмотришь, не шляется ли кто вокруг; и доколе я буду там, твое дело бегать от дома моей дамы до нашего и обратно. Таким образом, ты, в случае чего, засаду и там, и тут обнаружить сумеешь, да и не замерзнешь.

Джаннелла. Мне уже холодно: зря не надел свой капюшон.

Амброджо. Какой еще капюшон? Согреешься, коли руки придется пустить в ход. Смотри же, не робей!

Джаннелла. Ежели надо, я и ноги в ход пущу. Не маленький!

Амброджо. Как ты думаешь, нас можно узнать?

Джаннелла. Еще чего! Да нас сам черт не признает. Надень мы маски, можно было бы подумать, что на маскарад собрались.

Амброджо. На маскарад собрались или спятили — не все ли равно, кто что подумает? Мне важно одно — чтоб меня не узнали. Да и карнавал на носу. Ступай вперед и смотри, нет ли кого на улице.

Джаннелла. Сами вперед идите, вы же хозяин, вам и положено.

Амброджо. В штаны наложено! Трясешься? Я слышал, что ты сказал.

Джаннелла. А как тут не трястись, когда я боюсь. Я хотел сказать, что замерз.

Амброджо. И то и другое. Я тебе верю, не трудись объяснять. А кинжал-то на что? Можно подумать, что на тебя самого с кинжалом напали.

Джаннелла. Ладно уж, двинулись, коли вам угодно. Мне бы ваши заботы! Я помираю от холода в этой полосатой одежке. Ежели вы намерены топтаться здесь, то я пошел от вас в дом. Вон уже три часа пробило.

Амброджо. Самое время. Идем, мне послышались чьи-то шаги.

Джаннелла. Кто бы это ни был, у нас свои дела.

Оретта. Как жалка и несчастна женская наша доля, в состоянии понять, да и то лишь отчасти, только тот, кто представит, сколько мы испытываем неприятностей и скольких лишены удовольствий. Чаще всего нам приходится жить под жестоким гнетом. Мужчины, беря жену, почти всегда берут ее по своему выбору, нам же подчас — и я, увы, могу служить тому подтверждением — приходится выходить за такого, кто, не говоря уж о разнице в возрасте, при которой он более в отцы нам годится, нежели в мужья, до того груб и бесчеловечен, что скорее двуногой скотиною, чем человеком, зваться может. Оставим, однако, сетования на несчастную долю других и поговорим о моей, из несчастных несчастнейшей. Я замужем за мессером Амброджо, что мог бы быть мне дедушкой. О, он богат! И при этом мне нельзя съесть лишний кусок хлеба. Мало того, что муж у меня старик, так он еще, на мою беду, и ревнивец, и хоть ревнует понапрасну, но до того сильно, что сильнее, думаю, невозможно. Из-за его ревности я лишена удовольствий за пределами дома, а из-за его старости — удовольствий домашних. Судьбе же недостаточно было всех моих несчастий, и она сыграла со мной еще одну злую шутку, еще больше насмеялась надо мной, сделав так, что мой старый безумец, коему, похоже, враз изменили силы разума и силы телесные, влюбился. Бедная Оретта, только этого тебе недоставало! В итоге — пожизненное заточение и старик супруг, ревнивый, влюбленный, впавший в детство. Дошло до того, что я, дабы вернуть его домой, должна в четыре часа ночи перелезть в мужском платье через ограду сада и, выбравшись на улицу, пройти по Пизе переодетой, войти в чужой дом и смириться с тем, что меня, возможно, сочтут тою, кем я никогда не была и быть не хотела. И если бы я не надеялась с помощью этого лекарства вправить мозги полоумному старикашке, я бы действовала по-другому. Чу, скрипнула дверь — кажется, у мадонны Анфрозины. Так и есть. Вот и служанка мне сигнал подает. Пора, птичка в клетке; явился, почтеннейший, добро пожаловать!