Магистр Меркурио. Словом, вашей синьории сиенские ягоды знакомы?

Мессер Мако. Да, мессер.

Магистр Меркурио. Сиенские ягоды то же самое, что римские пилюли.

Мессер Мако. Если римские пилюли то же самое, что сиенские ягоды, я их проглочу хоть бочку.

Грилло. Не обижай свою дочку.

Мессер Мако. Что ты говоришь?

Грилло. Говорю, что будет как раз точка в точку, если вы поспешите, и я мог бы пойти и проверить, что поделывают формы, которые для вас заготовлены.

Мессер Мако. Тогда иди же и выбери самые подходящие.

Грилло. Иду.

Мессер Мако. Послушай! Отбери самые красивые, какие там есть.

Грилло. Самые что ни на есть красивые!

Мессер Мако. Знаешь что, Грилло! Смотри только, чтобы никто не сделался придворным раньше меня.

Грилло. Не беспокойтесь.

Мастер Андреа. Не забудь весы. Ведь как только мы его отольем, необходимо его взвесить, чтобы заплатить по количеству фунтов согласно распоряжению «Горностая».

Грилло. Не беспокойтесь, не обвесим.

Мастер Андреа. А как только вы сделаетесь придворным и кардиналом, вам останется только одно — поклясться, что вы меня не оставите своими милостями, ибо стоит только человеку оказаться при дворе, как он тотчас же поворачивается к вам тылом и из ученого, мудрого и хорошего превращается в невежду, дурака и злодея. Стоит только любому негодяю заслышать вокруг себя шуршание шелков, как уж больше он ни на кого не смотрит и считает своим смертным врагом всякого, кто сделал ему приятное, ибо ему стыдно признаться, что он когда-то был в нужде… Так что уж лучше поклянитесь…

Мессер Мако. Даже могу коснуться рукой вашего подбородка.

Мастер Андреа. Детские забавы! Клянитесь!

Мессер Мако. Клянусь благословенным Крестом Господним!

Мастер Андреа. Это бабья клятва.

Мессер Мако. Клянусь святым Евангелием и всеми евангелиями!

Мастер Андреа. Так выражается мужичье.

Мессер Мако. Клянусь Верой Господней!

Мастер Андреа. Слова, достойные грузчика.

Мессер Мако. Клянусь собственной душой!

Мастер Андреа. Выражение лицемеров.

Мессер Мако. Клянусь телом вселенной!

Мастер Андреа. Хреновина!

Мессер Мако. Вы хотите, чтобы я сказал — Телом Господним?

Магистр Меркурио. Святых величай, чертей не замай, как только что сказал Грилло.

Мессер Мако. Хочу ублажить магистра, ей-богу, хочу.

Мастер Андреа. Разве я не говорил вам, что придворный должен уметь ругаться?

Мессер Мако. Да, но я забыл, ей-богу, забыл.

Магистр Меркурио. Не будем терять время, а то формы остынут, да и дрова в Риме чертовски дороги.

Мессер Мако. Если вы подождете, я пошлю в Сиену за целым возом.

Мастер Андреа. Ха-ха-ха! Ну и дурак же!

Мессер Мако. Что вы говорите?

Магистр Меркурио. Что из вас выйдет преизряднейший придворный.

Мессер Мако. Премного вам благодарен, доктор!

Грилло. Пилюли и формы вас ждут.

Мессер Мако. А где сейчас луна?

Магистр Меркурио. In Colocut.^{122}

Мессер Мако. Если она не на пятнадцатом своем дне, то этого достаточно.

Магистр Меркурио. Пожалуй, уже год, как она там была.

Мессер Мако. Значит, я могу принять ягоды sine timore influxi?^{123}

Магистр Меркурио. Конечно.

Мастер Андреа. Входите, залезайте сюда.

Мессер Мако. Вхожу, лезу.

Альвиджа. В чем дело, Россо ты немазаный?

Россо. Я уж думал, ты совсем сгинула.

Альвиджа. У меня прямо-таки ноги отнялись… Я разговаривала со своим исповедником и узнала, когда в августе бывает Богородица.

Россо. А зачем тебе это знать?

Альвиджа. А затем, что я принесла обет, что буду в канун ее поститься. А затем я попросила истолковать мне сон и заказала помянуть в проповеди чудеса, которые творила моя наставница. Ходила к Пьемонтезке, она скинула, — ты уж помалкивай. Затем взглянула на ножище Беатриче… ух ты! Как ни в чем не бывало! А потом выхлопотала для Паньины местечко в монастыре «обращенных», но так и не попала к Святому Джанни, чтобы навестить испанку Ордегу, которую замуровали за то, что дон Диего сходил по ней с ума.

Россо. Об этой сплетне слыхал.

Альвиджа. Проделав все это, я наспех выпила в «Зайце» стакан корсиканского вина и вот теперь к твоим услугам.

Россо. Альвиджа, нас — двое, и мы — одно… Когда бы ты захотела оказать мне услугу, простую, несколько слов — и все, то клянусь кровью Непорочной Девы и благословенным, священным… я весь тебе отдамся, телом и душой.

Альвиджа. Если дело в нескольких словах — дело в шляпе.

Россо. Только в два-три слова, ничего больше.

Альвиджа. Говори, не стыдись.

Россо. Стыдиться тут, в Риме? О!

Альвиджа. Да говори же скорей!

Россо. Я колеблюсь, ибо еще никогда не доставлял тебе никакого удовольствия. Пусть ожерелье будет целиком твоим.

Альвиджа. Приму и не приму. Приму в том случае, если окажу тебе услугу, а если не окажу, то и не приму.

Россо. Ты говоришь как сивилла. Но знаешь ли ты, в чем дело? Я хочу напакостить Валерио. Если хозяин на него прогневается, я буду самым главным, а это выгодно для тебя и для меня.

Альвиджа. Понимаю. Значит, дело за мной? Так-так. А знаешь, я нашла способ выжить его из дому.

Россо. Какой?

Альвиджа. Сейчас скажу.

Россо. Подумай хорошенько и скажи. Ведь если только отправить его к свиньям, я стану dominus dominantium.^{124}

Альвиджа. Вот тебе средство…

Россо. Сердце замирает…

Альвиджа. Ничего, сейчас оно снова забьется.

Россо. Немного отлегло.

Альвиджа. Я скажу, что твой Валерио открыл брату Ливии, Лиелло ди Риенцо Мациенцо капо Ваччина, что я развращаю его сестру. Всем же ведомо, что в Риме нет более свирепого человека. Знает это и твой хозяин после того, как мессер Лиелло спалил дверь у знаменитой «Мама не велит».

Россо. О, что за государственный ум! Что за дальновидность! Это преступление, что до сих пор ты еще не владетельная княгиня ди Конето, ди Пало, ди Мальяна и прочая, и прочая. Вот и хозяин, Альвиджа; in te, Domine, speravi.^{125} Да и я постараюсь вовремя поддакнуть.

Параболано. Что делает моя богиня?

Альвиджа. Моя доброта этого не заслужила.

Параболано. Помоги мне, Господи!

Россо. Это был поступок мерзавца…

Параболано. В чем дело?

Альвиджа. Иди-иди, Россо, по своим делам!

Россо. Что до меня, я плюю на всех, но мне жалко эту бедняжку.

Параболано. Не мучьте меня!

Россо. Ваш Валерио…

Параболано. Что сделал мой Валерио?

Россо. Ничего.

Альвиджа. Знаете, что сделал этот мерзавец? Он пошел и сказал брату Ливии, что будто Россо и я задумали развратить его сестру.

Параболано. Что я слышу?

Россо. А надобно бы вам сказать, что брат ее самый отчаянный головорез во всем Трастевере; он укокошил десятка четыре стражников, пять или шесть приставов, а вчера избил двух часовых. Он носит оружие назло губернатору. И вот с этим-то Риенцо, который своим мечом раскромсал четки паломника, вам, быть может, предстоит сразиться. Дай-то Бог, чтобы и ваша милость вышли сухим из воды.