Верджилио. Одумайтесь, мессер Джаннино. Вы перевернете все вверх дном. Прежде надобно хорошенько разобраться.

Мессер Джаннино. А я говорю, что иначе и быть не может. Коли Лукреция и впрямь согрешила, он выгнал бы ее из дому, а не порывался бы лишить жизни, ибо, в конце концов, она ему не дочь. Лишить ее жизни? Пусть только попробует!

Сгвацца. Скажите, Бога ради, из-за чего такой шум? Может, и я на что сгожусь?

Мессер Джаннино. Эта старая развалина, прощелыга Гульельмо, вознамерился убить Лукрецию и выйти сухим из воды. Для этого он измыслил такую зацепку, что впору и слепому догадаться о подвохе.

Сгвацца. Ах, негодник! Я с вами в этой праведной брани, ибо настоящие друзья и на обеде соседи, и в беде при тебе.

Верджилио. Как думаете, хозяин, не известить ли о нашем замысле мессера Иоханнеса и мессера Луиса из «Сапьенции»? Мы, натурально, и своими силами управимся, но, как они есть вам друзья, вы не раз обещали, коль будет такая надобность, посвящать их в свои дела. Когда же прознают они о вашей нужде, то, полагаю, сильно осердятся, что не призвали их на подмогу, а значит, не особо полагаетесь на их дружбу.

Мессер Джаннино. Верно мыслишь. Поскорее их упреди. Одна нога здесь, другая там. В дом войдете все вместе с черного хода.

Маркетто. Ну, берегись, хозяин!

Верджилио. Какое оружие им прихватить?

Мессер Джаннино. Пики и копья им не понадобятся: с ними их мигом приметят. Пускай возьмут поясные шпаги и круглые щиты; под плащами их никто не увидит.

Верджилио. Мы на подходе к дому.

Мессер Джаннино. Ступай с Богом, Маркетто. Нас уже не остановить. Хочешь, сказывай обо всем этой скотине, твоему хозяину, хочешь, нет — дело твое.

Маркетто. И словом не обмолвлюсь. Довольно с меня того, что буду служить у вас, коли порешите его.

Мессер Джаннино. Расчудесно. Теперь Маркетто знает все и наверняка проболтается Гульельмо. Старик же, не в силах совладать со страхом, освободит Лукрецию, не прибегая к оружию. Пошли в дом.

Сгвацца. Пошли.

Маркетто. Что делать будем, Маркетто? Тут надобно хорошенько пораскинуть мозгами. Коли поведаю Гульельмо, какие против него затеваются козни, как пить дать пожелает драться, положившись во всем на меня. Вот уж выйдет из нас двоих рать — ни дать, ни взять. Старикан, заячья душа, беспременно бросится наутек и оставит меня одного расхлебывать эту кашу. Так что прикончат тебя, Маркетто, за милу душу, а потом еще и скажут: «Поделом ему!» Другим вперед наука будет. А коли наберу в рот воды, заявится мессер Джаннино со всей своей шайкой в дом, прихлопнет Гульельмо в два счета, выпустит на волю обоих голубков, и уж тогда не видать мне, как испустит дух этот прелюбодей Лоренцино. В общем, рядись не рядись, а лучше бухнуть Гульельмо всю правду — пускай немедля предаст смерти обоих пленников. Хоть я с этого и останусь на бобах — пропадай все пропадом. Что скажете? Похоже, вы со мной согласные. Вот и Гульельмо. Послушаю прежде, какие у него вести.

Гульельмо. Сегодня же участь этих изменников послужит уроком для всех неверных слуг и ветреных девиц. На свою удачу, я застал в аптеке магистра Гвиччардо. Поведав ему о случившемся, я упросил магистра приготовить для меня нужное зелье. Не пройдет и полночи, как они отправятся к праотцам.

Маркетто. Храни вас Бог, синьор Гульельмо. Душевно сочувствую вам, ибо сведал обо всем от Лючии.

Гульельмо. Где только тебя носит весь день, не доищешься!

Маркетто. Для вас же и старался.

Гульельмо. Это как?

Маркетто. Сейчас узнаете. Пока Лючия сказывала мне про ваши напасти, принесла тут нелегкая мессера Джаннино, вот он все и услыхал. Только Лючия ушла, он ко мне — и давай выпытывать. Делать нечего, пришлось выложить ему все как на духу.

Гульельмо. Боже праведный! Не было печали. Стало быть, все открылось? И ему ведомо, что я собрался предать пленников смерти?

Маркетто. Точно так. И ну храбриться, да пыжиться, да угрожать, что освободит пленников, прибьет вас и разворотит весь дом.

Гульельмо. Ого! Что я слышу? Убить меня вздумал? Ах он злодей! И откуда столько спеси у этого мошенника? У самого еще молоко на губах не обсохло, а ишь как похваляется! Что же ты ему ответствовал?

Маркетто. Хотел было сказануть ему в пику, но вовремя спохватился: что толку-то? Дай, думаю, выведаю сперва его намерения во всех тонкостях. Так оно и вышло.

Гульельмо. Что ж он замыслил?

Маркетто. Явиться к вам, вооружившись до зубов и прихватив с собой слугу, двух школяров и Сгваццу. Правда, последний нам не страшен: сунем ему в пасть кусок пожирней, он и утихомирится.

Гульельмо. Свят, свят, свят! Что делать станем, Маркетто?

Маркетто. Перво-наперво, покончим с пленниками. Только прикажите, я готов разделаться с ними хоть сейчас.

Гульельмо. Добро. Однако обдумаем наперед, как будем биться.

Маркетто. Тут я вам не советчик. Об одном скажу: едва мессер Джаннино прознает, что Лукреция мертва и делу ничем не пособить, уже не станет он своего добиваться: что от покойницы проку? Ни сшить, ни распороть.

Гульельмо. И то верно. А ну как он все равно не угомонится?

Маркетто. Право дело, не знаю, что и присоветовать. Я в такие передряги еще не попадал. Замкнитесь разве в своей комнате. Что он вам учинит?

Гульельмо. Скорее сто раз умру, чем унижусь до этакой трусости. Что мне терять в этой жизни?

Маркетто. Черт побери, а вот и подмога приспела! Сюда идет Латтанцио Корбини, ваш куманек. Он в вас души не чает; что ни день справляется: не надо ли чего? Памятует, что спасли ему шкуру при прошлом-то комиссаре. Самое время употребить его в дело. Да и братьев у него — не счесть: один здоровее другого.

Гульельмо. Дело говоришь. Потолкуем с ним вместе.

Латтанцио. Ну, доложу я вам, за этими бабенками не угонишься. Взять хотя бы сегодня: гляжу, выпорхнула из дома какая-то прелестница да как припустит. Видать, отобедав, решила сладеньким побаловаться в чьем-нибудь садочке. Только знать бы: в чьем? Я, вестимо, за ней. Как дошли до дороги, что ведет к Святому Мартину, так она словно сквозь землю провалилась. «Что за чертовщина? — думаю. — Может, через ворота Святого Петра проскользнула?» Шмыг туда: иду, иду — ее и след простыл. Спросил одного, спросил другого — никакого толку. Так и остался я с носом, а в садочке уж без меня порезвятся.

Гульельмо. Доброго здравия, кум.

Латтанцио. Кого я вижу! Кум! Не обессудьте, что сразу вас не приметил. Какие новости?

Гульельмо. Сплошные огорчения.

Латтанцио. Что такое? Чем смогу — помогу. Мы слов на ветер не бросаем. Понадобится — живота своего не пожалею, а горю вашему пособлю, ведь без вас мне сейчас и живу не быть.

Маркетто. Еще как понадобится, мессер Латтанцио.

Латтанцио. Так знайте, любезный куманек, что ни у меня, ни у моих братьев нет другого отца, кроме вас. Почтем за благо доказать это на деле. Однако скажите на милость, что за напасть с вами приключилась?

Гульельмо. Не стану расписывать вам всю подноготную. Итог таков: мессер Джаннино со множеством своих дружков собрался расправиться со мной в моем же доме, без видимых на то причин.

Латтанцио. Слыханное ли дело! Что за болячка его гложет?

Гульельмо. Таиться не стану. Нынче в моем доме открылся страшный сговор: нечестивая Лукреция вкупе с Лоренцино срядились порешить меня к ночи, а самим бежать. Заточил я их в погребе, велел скрутить по рукам и ногам и, сказать по чести, твердо намерен предать смерти, ибо они есть отъявленные злодеи. Но судьбе было угодно, чтобы об этом прознал мессер Джаннино. Теперь он хочет заполучить девицу силою и разнести весь дом.