Нича. А не найдется ли средства помимо целебных вод? Уж очень мне не хочется затевать всю эту кутерьму с отъездом, да и жене не любо расставаться с Флоренцией.

Лигурио. Наверняка найдется! Еще как найдется! Просто Каллимако излишне осторожен. Разве не сказали вы сами, что знаете такое питье, которое хоть кого заставит забрюхатеть?

Каллимако. Конечно, есть такое питье. Но я имею дело с людьми, которых не знаю, и потому не хотел бы, чтобы они приняли меня за шарлатана.

Нича. Во мне не сомневайтесь, ибо своими достоинствами вы привели меня в такое восхищение, что я готов поверить любому вашему слову и выполнить любое ваше предписание.

Лигурио. Полагаю, что вам прежде всего необходимо исследовать мочу.

Каллимако. Конечно, без этого никак не обойтись.

Лигурио. Кликните Сиро, пусть он сходит с доктором к нему домой, возьмет мочу, а мы подождем его тут.

Каллимако. Сиро, сходи с ним. А вы, магистр, если надумаете, возвращайтесь побыстрее, и мы вместе пораскинем умом, что делать дальше.

Нича. Как это «если надумаю»? Я вмиг вернусь, ибо уповаю на вас больше, чем венгерец на свою шпагу.

Нича. Твой хозяин истинно великий человек.

Сиро. Да побольше, чем вы думаете.

Нича. С ним, поди, считается сам король Франции.

Сиро. И еще как!

Нича. Наверное, по этой-то причине он и любит Францию.

Сиро. А по какой же еще!

Нича. И отлично делает. В наших краях — одни невежды да выжига на выжиге, истинная добродетель тут не в цене. Если бы твой хозяин жил здесь, то никто б на него даже не взглянул. Уж я-то на собственной шкуре это испытал… я, который не одну пару штанов просидел, изучая латынь; кабы не наследство — хорош бы я был!

Сиро. Дукатов сто в год зарабатываете?

Нича. Гроша ломаного не зарабатываю! Тут, во Флоренции, на того правоведа, который не состоит на правительственной службе, и собака не тявкнет. Вот и побирайся за поминальным да за свадебным столом или день-деньской бей баклуши в проконсульской прихожей. Мне-то на это наплевать, я ни в чем нужды не испытываю и ни от кого не завишу. Всем бы так жилось. Впрочем, мне бы не хотелось, чтобы слова мои дошли до чужих ушей, дабы не накликать на себя холеру в виде налога, а то чего-нибудь и похуже.

Сиро. Будьте покойны.

Нича. Вот мы и дома: обожди меня здесь, я мигом вернусь.

Сиро. В час добрый, ступайте.

Сиро. Когда бы все законники были скроены по мерке Ничи, уж чего бы только мы не натворили! Яснее ясного, что этот проходимец Лигурио и ошалевший мой хозяин доведут его до какого-нибудь срама. Пусть себе озоруют, лишь бы не получилось огласки, ибо в сем случае я рискую жизнью, а хозяин мой — и жизнью и имуществом. И так уж он заделался врачом! Не знаю — что у них на уме и чего они добиваются? Но вот и магистр с урыльником в руке. Кого не рассмешит это огородное пугало?

Нича. Я тебе потакал буквально во всем, а теперь изволь слушаться меня. Если бы я знал, что у нас не будет детей, то скорее женился бы на простой крестьянке… Ты тут, Сиро? Ступай за мной. Уф, как долго пришлось уламывать эту дуреху, чтобы она согласилась наконец дать мочу! И дело не в том, что она не хочет иметь детей, она еще пуще меня этого желает, но как только я попрошу ее хоть пальцем шевельнуть для этого — начинается истерика!

Сиро. Наберитесь терпения; ласковым словом женщину можно склонить на что угодно.

Нича. Ласковым словом? Осточертели мне эти ласковые слова! Беги, Сиро, скажи маэстро и Лигурио, что я тут.

Сиро. Да вот они и сами тут как тут.

Лигурио. Ученого-то мужа не трудно будет уговорить, а вот жену потруднее, но и тут отыщется средство.

Каллимако. Принесли мочу?

Нича. Она у Сиро, под плащом.

Каллимако. Давай сюда. О! Вот признак того, что слабоваты почки.

Нича. Да и мне она кажется мутноватой, а ведь вроде совсем свежая.

Каллимако. Нет ничего удивительного. Nam mulieris urinae sunt semper maioris grossitiei et albedinis et minoris pulchritudinis quam virorum. Huius autem, in caetera, causa est amplitudo canalium, mixtio eorum quae ex matrice exeunt cum urina.[8]

Нича. Уф-фа, клянусь невинностью святого Пуччо! Да он просто с каждой минутой становится любезнее моему сердцу. Поглядите, как лихо он разбирается в этой материи.

Каллимако. Боюсь, не мерзнет ли она у вас по ночам? Не оттого ли у нее и моча мутная?

Нича. Да нет, я уж такого наддаю ей жара… Впрочем, перед тем как улечься, она часа по четыре простаивает на коленях, бормоча молитвы, и, стало быть, терпит холод по собственной дурости.

Каллимако. И наконец, высокочтимый друг мой, или вы доверяете мне, или нет, а соответственно этому либо я укажу вам верное средство, либо нет. Если верите и согласитесь на него, то ровно через девять месяцев, считая с сегодняшнего дня, женушка ваша будет баюкать на руках прелестного малютку. Коли не так — готов вам заплатить две тысячи дукатов наличными.

Нича. Не тяните; что же это за средство? Ведь я во всем готов следовать вашим советам, а уж верю я вам больше, чем своему духовнику.

Каллимако. Должно вам знать, что нет средства более надежного для того, чтобы женщина забрюхатела, как дать ей выпить настоя мандрагоры. Средство это испытано мною многократно, и всякий раз с неизменным успехом. Не будь его, королева Франции так и осталась бы бесплодной, а равно и другие знатные дамы этого королевства.

Нича. Да ну?

Каллимако. Никаких «ну». Судьба же так к вам благосклонна, что у меня оказалось все необходимое для этого питья, и вы можете получить его хоть сегодня.

Нича. А когда она должна принять его?

Каллимако. Сегодня после ужина, ибо луна как раз находится в нужной фазе и времени более благоприятного нам не дождаться.

Нича. Ну тогда дело слажено. Готовьте питье, а я заставлю жену выпить его.

Каллимако. Есть тут, впрочем, одна загвоздка: тот, который переспит с ней после этого снадобья, умрет ровно через восемь дней, и тут уж ничто не сможет его спасти.

Нича. Ну уж черта с два! Не желаю я вашего пойла, меня на удочку не подцепишь. Эк куда хватили!

Каллимако. Успокойтесь, и тут есть выход.

Нича. Какой?

Каллимако. Заставить переспать с ней другого, и тот примет всю эту отраву на себя. После чего можете нежиться со своей женой сколько влезет, и без всякой притом опаски.

Нича. Нет, мне это не подходит.

Каллимако. Почему?

Нича. Да потому, что не желаю делать свою жену публичной девкой, а себя рогачом.

Каллимако. Как это вы, такой умный и ученый человек, можете так рассуждать? О, вы вовсе не такой мудрец, каким мне казались. Неужели вы не решаетесь сделать то, что сделал сам король Франции и множество других именитейших особ?

Нича. Да где же я сыщу такого болвана, который бы решился на подобное безумие? Если я предупрежу его, он, понятно, не пожелает; если не предупрежу — то, стало быть, сознательно обману, а это подсудно трибуналу Восьми. А мне вовсе не улыбается угодить в его лапы.

Каллимако. Если ничто другое вас не беспокоит, то предоставьте все это уладить мне.