Гульельмо. Как бы то ни было, я останусь верен своему слову.

Сгвацца. Коли нет тут ничего другого — козочка, почитай, наша, ибо что вчера мило, сегодня хило: женская память коротка — вмиг забудет про дружка. Да и в девках сидеть невелика радость; разве покуда они еще не вышли из отрочества, а уж как подходит дело к двадцати годкам, то, помилуй Бог, от всех этих девичьих бредней не остается и следа. Уверен, что и Лукреция уже совсем не та, что прежде.

Гульельмо. Много ты разумеешь. Лукреция твердо стоит на своем. Ею владеют лишь благочестивые помыслы, и клянусь тебе, кабы и не данное мною слово, я все одно не осмелился бы заговорить с ней о сей пропозиции. Теперь тебе все известно, и пусть твой мессер Джаннино не донимает меня боле. Не то я сочту его назойливость оскорбительной, мне это будет весьма не по душе.

Сгвацца. Можете не сомневаться, ведь мессер Джаннино души в вас не чает. Причина всех его поступков — желание поскорее обвенчаться с Лукрецией. Покорнейше благодарю за сказанное вами. Я тотчас передам все слово в слово мессеру Джаннино.

Гульельмо. Да и мне уже пора. Есть у меня неотложное дело к маэстро Гвиччардо.

Сгвацца. Спешу вас заверить, мессер Гульельмо, в моей совершенной преданности и прошу умягчиться в нашем деле.

Сгвацца. Видать, не заладится у нас это дельце. Мессер Джаннино может и не тщиться надеждой насчет Гульельмо: старый хрыч не даст себя уломать. Только мне от этого ни горячо, ни холодно. Мне бы перво-наперво расхарчиться от пуза, а посему сбрехну про эту затею как-нибудь так, чтобы мессер Джаннино взыграл духом, раздобрился и тряхнул мошной; или пуще того — распишу ему все как было, без утайки: тогда, в порыве отчаяния, он, уж верно, потеряет рассудок и не глядя отвалит мне кучу монет, ибо не радость дурманит разум, а горе. Сказано — сделано. Только навряд ли об эту пору он дома. Постой, не он ли это выходит из церкви? Так и есть, он самый.

Мессер Джаннино. Нынешнее утро тянется для меня целую вечность: я сгораю от нетерпения узнать, о чем столковались Сгвацца и Гульельмо! А вот и Сгвацца, легок на помине.

Сгвацца. Дрянные вести, мессер Джаннино. Не стану наводить тень на плетень: старикашка ни в какую — хоть кол на голове теши.

Мессер Джаннино. О, предательская судьба! Немилосердный старик! Как же он все это изъяснил?

Сгвацца. На сей раз он открылся мне полнее прежнего и поведал предлинную и нудную историю, сущие стариковские россказни: в одно ухо влетело, а из другого вылетело. Главное, что в конце концов он все свалил на Лукрецию: дескать, та скорее в могилу сойдет, чем за вас пойдет.

Мессер Джаннино. Или этот старый мерин Гульельмо и впрямь из ума выжил, коли выдумывает всякие отговорки, лишь бы удержать Лукрецию при себе и самому ею попользоваться…

Сгвацца. Вот и я про то.

Мессер Джаннино. …или вправду она самая жестокосердая, самая неблагодарная в этом неблагодарном мире. О Лукреция! Моя преданность заслуживает совсем иной награды! Я должен докопаться до сути этого дела, ибо если грешит старик, то я заставлю его обнажить клинок и он поплатится жизнью; если грех на Лукреции, то навсегда расстанусь со всякой надеждой и в сей же миг рухну замертво, разрешась от бренных забот.

Сгвацца. Мессер Джаннино, кабы с одного боку вы пригрозили старикашке, а с другого поднажали на девицу, то без труда прознали бы, у кого рыльце в пушку. Однако сдается мне, что приспело время обедать. Обмозгуем это дело на сытый желудок, а там, пожалуй, и обтяпаем его половчей.

Мессер Джаннино. Покуда я еще ни к чему не склонился, обожду Верджилио: посмотрим, что за вести он принесет. Сейчас он обхаживает на сей предмет Маркетто.

Сгвацца. Добро. Чтобы не терять время, я бы сообразил что-нибудь к обеду. Авось выпутаемся из этой мороки. Что, денежки при вас? Об остальном я похлопочу.

Мессер Джаннино. Как будто при мне. Держи.

Сгвацца. Четыре, восемь, двенадцать, шестнадцать гроссов. Постараюсь, чтоб хватило.

Мессер Джаннино. Ступай, а встретишь Верджилио, передай, пусть ищет меня у золотых дел мастера, как я ему сказывал.

Сгвацца. Все исполню.

Мессер Джаннино. Сомнений нет, несчастный Джаннино, теперь ты можешь смело утверждать, что во всем виновата эта жестокосердая. Ах, бедный я, горемычный! Как поступить, дабы она уверовала в мои муки? Ведь вся беда в том, что она таки не верит. А кабы постигла этакие мои страдания, то всенепременно сжалилась бы надо мной. Но как признаться ей сполна? Сам-то я знаю, что это так. Знаю, что люблю ее, как еще никто не любил на этом свете. Знаю, что все мои помыслы направлены лишь на то, чтобы всячески ей угождать и обожать ее со всей преданностью, на какую я только способен; не растрачивать сокровища души на других женщин; неизменно хранить любовь к ней, столько, сколько продлится сама жизнь, не важно — зло иль добро я познаю от нее; денно и нощно защищать ее честь; ничем не огорчать ее; жить отпущенный мне земной срок во имя любви к ней с постоянством, какое редко у кого встретишь. Все это я знаю про себя наверное, но не в состоянии уверить ее, что это истинно так. Увы! Сколь тяжко сносить подобные муки и не находить средство, могущее доказать мою искренность! А всему виною вы, мнимые влюбленные; вы, которые так ловко притворяетесь, будто охвачены любовной страстью, что многие женщины, не различив обмана, поддаются на вашу уловку и уж боле никому не желают довериться, ожесточась душой и сердцем. О Боже! Ради жалких крох наслаждения, кои вырываете вы, обманывая женщину, сколько зла приносите вы тем, кто искренне любит! И я — один из них. Но кто это там несется во всю прыть? Уж не Аньолетта ли? Так и есть. Видать, по мою душу. Только этого мне еще не хватало! Надо бы поскорее от нее отделаться. Спроважу-ка ее раз и навсегда какой-нибудь прибауткой. Ибо не проходит и дня, чтобы она не допекала меня своим всегдашним вздором.

Аньолетта. Фу-ты, пропасть! Как пить дать не застану его дома. О! Да вот и он. Доброе утро к доброму дню, мессер Джаннино.

Мессер Джаннино. Как нарвусь на тебя, так и утро всмятку, и день наперекосяк. У меня и без того забот полон рот, так что сделай милость — не стой над душой. Ступай себе с Богом своей дорогой.

Аньолетта. К чему кипятиться, мессер Джаннино? Узнайте сперва, что за нужда привела меня к вам.

Мессер Джаннино. Всякая твоя нужда мне вперед ведома. А подослала тебя твоя хозяйка.

Аньолетта. Ну так что ж из того? Она униженно просит вас о сущей безделице. Видя, что вы настолько черствы к ней, что желаете ее смерти, бедняжка вполне с этим смирилась, но прежде умоляет вас, во имя Господне, сжалиться над ней и прийти сегодня в обитель Святого Мартина всего на полчаса для важного разговора. По воле отца она пробудет в монастыре до его приезда из Рима. Она заклинает вас святым распятием выполнить ее просьбу. А коли откажете в этакой мелочи, то лишь подтвердите, что и впрямь являетесь самым черствым и неблагодарным из всех мужчин.

Мессер Джаннино. Сколько раз я сказывал тебе, Аньолетта, что ты и твоя хозяйка понапрасну тратите время. Меня гложет совсем иная забота. А напоследок покорнейше прошу передать твоей хозяйке, чтобы она возлагала надежды на кого-нибудь другого, ибо сейчас мне совсем не до нее и все равно, есть ли она на белом свете или нет.