IX. Двор Я знаю этот город — был я тут, Где толпы, утонувшие в грязи, Среди аллей, у берега вблизи Бьют в гонги и своим богам поют. Здесь, тощи, полуживы и пьяны, Мигали мне дома глазами рыб; Как я в отбросах только не погиб, Пройдя на двор, где люди быть должны. Зажатый в темных стенах, я ругал Себя, что я забрел в такой притон; Вдруг окна засветились — дикий бал Увидел я тогда со всех сторон. Разгул безумной смерти был вокруг — Тела плясали без голов и рук! X. Голубятники Неслись мы по трущобам мимо стен, Чьи выпуклости были как нарыв, И толпы исторгали, сея тлен, К чужим богам и дьяволам призыв. И мчался миллион огней за мной, Как вспышки нескончаемых зарниц, А люди запускали страшных птиц Под скрытых барабанов мерный бой. Я знал, кто зажигает те огни, А птицы улетают на тот свет К великим тайнам сумрачных планет И что несут под крыльями они. И люди прекратили сразу смех, Увидев клювы жутких тварей тех. XI. Колодец Сет Этвуд, фермер, в восемьдесят лет Затеял рыть колодец у дверей; Эб юный помогал, чтоб рыть скорей, А мы смеялись: что удумал дед! Однако же с ума свихнулся Эб, А Сет колодец кирпичом закрыл, Но столь же был конец его нелеп — Он руку сам себе перерубил. Пошли мы вместе после похорон К тому колодцу — что за глубина? Но столь глубоким оказался он: Лишь черная дыра — не видно дна. Бросали кирпичи — но вот ведь штука: Мы снизу не услышали ни звука. XII. Плакальщик Они сказали, что через Бриггс Хилл Ходить нельзя, чтобы попасть в Зоар, Где Гуди Воткинс сотворил кошмар, За что в семьсот четвертом вздернут был. Я не послушал и пошел путем, Ведущим на высокий косогор; Прошло уже немало лет с тех пор, Но чудо — оставался новым дом. И, провожая уходящий день, Остановившись, я услышал плач; В луче заката там мелькнула тень — И в страхе я бежать пустился вскачь. Тот плакальщик коварный был злодей — Четвероногий зверь с лицом людей. XIII. Гесперия Когда зимою розовый закат Над шпилями и трубами встает, Он открывает створы тех ворот, Что за собой прекрасный мир таят. И там огнями чудеса горят, Там много приключений, нет забот; Аллея с рядом сфинксов там ведет К стенам и башням в бесподобный сад. Страна цветов, где люди не жестоки, Где память можно к прошлому вернуть, Где Времени река находит путь Сквозь пустоту, неся часов потоки. Но древнего учения запрет Нам говорит: туда дороги нет. XIV. Звездные ветры Порой в осенний сумеречный час В окошках загорятся огоньки, Уют храня погоде вопреки, — И звездный ветер навещает нас. Он кружит в танце мертвую листву И дым камина лихо вьет в спираль, Вперяя взгляд в космическую даль, Где Фомальгаут виден наяву. Тогда поэты, что с ума сошли, Узнают силу югготских грибов И ощутят все запахи цветов — Таких, что не растут в садах земли. Однако этот ветер — только сон: К утру утихнув, растворится он. XV. Антарктос В глубоком сне мне птица говорила Про черный конус средь полярной мглы, Где снег лежит печально и уныло Вокруг высокой конусной скалы. В то злое царство сумрака и хлада Еще никто не пролагал следы, И озарялась черная громада Лишь тусклым светом утренней звезды. Не знают люди, что же там таится, На милю вниз в ледовой глубине; А я-то знаю — мне об этом птица Поведала в моем глубоком сне. О Боже правый, как безумен взгляд Тех мертвых глаз, что в хрустале сидят! XVI. Окно Наш дом на лабиринты походил, Всегда там было пыльно и темно; Плитою заслоненное окно Меня манило выше всяких сил. Мечтательно я в детстве там ходил, Где ночь царила мрачно и черно; Окно всегда закрыто было, но Я с возрастом всё любопытней был. И каменщиков я привел сюда, Чтобы узнать, что скрыла тайна стен; Они плиту убрали — и тогда Оттуда к нам ворвался затхлый тлен. Они сбежали — я же, вглубь дыры Всмотревшись, видел дикие миры. XVII. Память В ночных степях, где солнце не встает, Которым ни конца, ни края нет, Где огоньки разносят слабый свет, Ходил стадами чей-то странный скот. Где южная виднелась сторона, Равнина простиралась под уклон, Вплоть до кривой стены, что, как питон, Была длинна и очень холодна. И, холодом мне душу цепеня, Дышала степь — печальный тихий дол. Вдруг кто-то незаметно подошел И подозвал по имени меня. Но, заглянув под черный капюшон, Я понял, что покойником был он. |
