БОЛЕСЛАВ ЛЕСЬМЯН{255} (1877–1937) Лес Что припомнишь ты в час накануне кончины, Когда память твоя, в ожиданье пучины, На прощанье весь мир обнимает земной? Может, юности день, самый давний, чудесный — Ибо день этот в край отлетел поднебесный, Ибо он не угас и порою ночной? Или явятся вдруг чьи-то смутные лица? Или лишь одному суждено появиться, Только это лицо ты успеешь узнать? Иль с могильною тьмой в поединке суровом Свою память запрешь ты скрипучим засовом И не станешь, скупец, ничего вспоминать? Иль увидишь сквозь мглу — как зеленое злато — Лес, что видел мельком, мимолетом, когда-то, Лес, что ныне опять увидать суждено?.. И, глазами скользнув по небесным просторам, Ты покинешь сей мир, глядя радостным взором В неожиданный лес, позабытый давно!.. Певцу Откуда твой восторг, певец, — и что же значит Твой взгляд лягушке вслед сквозь золоченье слез? Она перед тобой как по ступеням скачет Невидимым — легко и с лапками вразброс… Зачем ты светлячка поймал — и смотришь нежно На блеск его огня и плоти изумруд? И в муху ты влюблен: она кружит поспешно, А после вдаль летит, в неведомый приют… Да ты же — голова в короне из бурьяна, В короне, что из трав колючих сплетена! В душе твоей — и змей, и ангел постоянно, Не зря в густых кустах слоняется она! Там хочет отыскать свое изображенье, Что Он с собой носил — в какой-то давний век; Друг другу слали вы когда-то сновиденья, Он был еще не Бог, ты был не человек. Вы — родственники с Ним; и сходство-то какое: Туманы-близнецы в единой пустоте! Тогда не знали вы — что Божье, что людское, Кому из вас царить в небесной высоте. Июлем древним пьян, доселе пьян от жара, Ты травам только что послал свою хвалу… И что же ты нашел, трудясь привычно-яро? Жука иль стрекозу? А может быть, пчелу? Люблю тебя за всё — бессилья обаянье, Безумье без вины, былого дальний зов! Гляди: бледнею я и гибну без роптанья, Сказав тебе «люблю» — последнее из слов. «Не мешкают грозы…» Не мешкают грозы, А чуда — не жду; И умерли розы У милой в саду. Я брел к ним хромая, В болотах скользя… Прийти к ним — я знаю! — Вторично нельзя. В небылое путь, проложенный грезно Раскраснелось на небе — ближе к самому краю, Раскраснелось — но напрасно и себе же вопреки… Очертанья деревьев в облаках наблюдаю, Но зачем глазам деревья, что настолько далеки? Я ищу в небылое путь, проложенный грезно. В миг любой мы в даль уходим, лиц нам мало в миг любой… Я ласкать тебя жажду, мне ласкать тебя поздно, И не тщусь увидеть что-то, глядя в сумрак за тобой. Далеки твои губы — и близки несказанно! Сердце, хрупкое от горя, ты сломаешь, коль сожмешь… Помнишь сад с его высью, ниже — клочья тумана? Был туманом — чуждый кто-то; на меня он сном похож. И про нас — вспоминаешь? — там листва зашепталась, Зашумела на деревьях, нас, блестя, смогла понять. Но в устах твоих — холод, там таится усталость… Так давай же в сад вернемся — дни умершие искать! Там — тропинка, что рядом со знакомой черешней… Вспоминаешь ли дорогу — ту, что шла сквозь целый свет? Будь же в прежнем наряде и с прическою прежней! В сад пойдем. Войдешь ты первой, ну а я — тебе вослед… Лунной ночью Ночь дышит мраком — душистым, жарким, Цветною пряжей дрожит она, И, бирюзовым сияньем ярким Венчая небо, царит луна, — То листья тучек дрожащих красит Она лучами, то снова гасит; То отблеск лунный пронзит волну, Что одинока во тьме долины, — Падет подобьем стального клина, Как якорь — с неба и в глубину! Я вдоль родного когда-то брега Плыву на лодке ночной порой; И лодка просит себе ночлега, Под дубом хочет сыскать покой, Но слышу — плачут цветы в печали: Здесь нет приюта! плыви же дале!.. Здесь сны бесцветны и жизнь — впотьмах, Тебя здесь лиры не встретит пенье, Крестами стали твои стремленья, Всё, что любил ты, — сегодня прах! Мой челн-скиталец, плыви свободно! Не одинок я, во тьме спеша Меж стен ракитных дорогой водной, — Со мною лодка, ее душа! Себя — не лодку — в потоке вижу: Мы с ней едины — нельзя быть ближе! Но облик сердца да будет скрыт: От взглядов чуждых должно таиться, Что кровь из сердца вовсю струится, Что сердце плачет и так болит! О! дунул ветер, и всё заметней Запела флейта — тростник речной! О! вот и дуб мой, мой дуб столетний — Шумит печально он надо мной! Но мне — я знаю — теперь из дуба Креста не сделать, не сделать сруба: Другие души под ним теперь Прохладу ищут палящим летом; А я — бездомен на свете этом, Мне не откроют радушно дверь! О! мчатся зимы, и вёсны мчатся, Тускнея, солнце глядит на мир, И звезд небесных лучи темнятся, И всё темнее волны сапфир! Кем я родился? И в чем причина, Что рядом с домом моим — пучина, Что недоступен приют людской, Земля далёко, а гибель — ближе? Плыви до смерти, мой челн, плыви же! Пусть нас обнимут волна с рекой!.. Ночь дышит мраком — душистым, жарким, Цветною пряжей дрожит она, И, бирюзовым сияньем ярким Венчая небо, царит луна, — То листья тучек дрожащих красит Она лучами, то снова гасит; То отблеск лунный пронзит волну, Что одинока во тьме долины, — Падет подобьем стального клина, Как якорь — с неба и в глубину! |
