ЭНТОНИ ЧАРЛЬЗ ДИН{17} (1870–1946) Баллада о «Бабнике Билле» Корабль славный боевой, он звался «Бабник Билл», Тринадцать моряков на нем, команда хоть куда! Пожалуй, маловато, но против супостата, Естественно, ребята завсегда! Корабль славный «Бабник Билл», он в Плимуте стоял, И все тринадцать моряков пошли по кабакам. Ребята пили, пели — не девы ж, в самом деле! — Но сбор сыграли бравым морякам. Лишь только утро занялось в заливе Саламандр, Француз — полдюжины судов — их начал окружать. (Вы скажете, немного? Читатель, ради Бога — Я напишу: их было двадцать пять!) Поморщился Лорд Адмирал: «Неравные составы!» Но юнга вдруг с советом влез бестактным (вот пассаж!): Чтоб не было конфуза, давно бы взять француза И вместе обратиться в арбитраж! Лорд Адмирал ответил: — Тьфу! Ты, парень, трусоват! — И долго сплевывал еще наш храбрый Адмирал: Ну как же я поэта оставлю без сюжета? Не дам ему геройский матерьял? Немедленно, — воскликнул он, — свистать стенографистку! Сейчас ей надиктую в подробностях во всех, Как ладим аркебузу и лупим по французу, Как нам всегда сопутствует успех! — Здесь строф на двадцать можно дать эпическую сцену, Живописать подробно бой: кто, как, куда палил, Но нам важны итоги, кто смело сделал ноги, — Так вот, взял в плен эскадру «Бабник Билл». Да, этот подвиг не умрет в сердцах британцев пылких, Пока морями правим мы, Британии — ура! Нам вечно будет сниться истории страница, Как будто это было лишь вчера! P.S. Я много критиков читал в газетах и журналах, Всё ждал, когда ж писаки напишут про меня? И понял: им охота увидеть патриота, А как он пишет — это всё фигня! Всего-то: взять наш славный флот, совсем простых парней, Добавить много страшных ран и героизма всем, Конечно, нашу веру, балладного размеру — Получите шедевр без проблем! А дальше надо сочинить Собранье Сочинений, Прикинуть, чтобы разошлось, какой с него навар. Чего ж я? Надо браться! Патриотизм, братцы, — Великолепный, знаете, товар! ГЭВИН ЮЭРТ{18} (1916–1995) Общежитие, каникулы, опустевшая комната Общежитие, каникулы, опустевшая комната. Он думал: год закончился, вспоминал школу, Где ребята вокруг так и не стали друзьями. Было тошно, хотелось хоть что-нибудь изменить. Вдобавок теперь он один на один с летом. Проживет он его у окна опостылевшей комнаты, Чувствуя, как проходит еще одно лето. Но, может, жизнь уже чуточку изменилась? Ему казалось даже — он любит школьных друзей, И даже — что сумел позабыть о школе. А мир за окном? Неужели такая же школа? С правилами, которые тоже не изменить, Своей любовью, поджидающими друзьями? Нынешние, взяв чемоданы, вышли из комнаты — Вот каникулы и у него, вот и лето. Неужели он сторож своей одинокой комнаты От страхов, болезней, слов «привязанность» и «друзья»? Неужели жизнь за окном никогда не изменится? Отчего так тяжко дружить и жить каждым летом? Он не знал, он ведь только учился в школе. Время открытых окон — вот что такое лето. А еще — любви и переоценки друзей. Их существованье — тоже хорошая школа. Но как ему выбраться из общежитской комнаты! А ветры шептали, что можно всё изменить. Его измучило слово «любовь», глагол «изменить» — Сколько новых значений им придавало лето! А сами слова вырастали до фраз «о, моя комната» Или «открой же окно». Слова становились школой, Учившей: вот — грамматика, а вот — истинные друзья. Заседание Если спросите откуда Этот крик и шум откуда — Он из зала заседаний, Бесконечных заседаний. Там кричали о порядке, Меньше стало там порядка; Выражений не жалели, Нервов тоже не жалели, Страсть над всем возобладала, Потому что так бывает. Обсуждали по два раза, По четыре даже раза: И повестку, и регламент (Стал резиновым регламент) — Он распух, не сокращался, Слов поток не сокращался. Так размазывают масло, Тонкой пленкой мажут масло: Вроде чем-то всё покрыто, Чем покрыто — непонятно. Поругались об отставках, Всех заело на отставках, А достойнейшую группу Обвиняли в групповщине. Не забавно это было, Просто драмой это было, Целым телесериалом, Очень скучным сериалом, — Даже речи прокурора Всем нам ближе и роднее. Не жалели оскорблений, Недозрелых оскорблений; Всех понос прошиб словесный, Сильным был понос словесный; По макушкам били словом, Под ребро втыкали слово; В общем всех поубивали, В общем скучно это тоже. Ну а те, кто в зале выжил, Будто в битве страшной выжил. Там, как на море, штормило, Там от лексики штормило; Кое-кто мечтал о бренди, О далекой рюмке бренди; А еще — что за заслуги Им бы орден «За заслуги», Ведь они прошли сквозь смуту, Усмирив мятеж и смуту, И отныне мир повсюду, Тишина, что очень странно. Головой лупили в стену — Больно головой о стену! Но потом какая радость, Что лупить не надо — радость: Тихо так, и в этом — счастье; Голове и стенке счастье! Хорошо козла убрати, Заседания убрати, И теперь — хоть прямо в Царство Бесконечной, вечной жизни! |
