Гора Сион В смятении всё на дыбы взвилось внезапно перед каменной стеной — псалмы, ступени, проволоки ость, могильники и кипарисов строй, что знали обо всем, но замерли, когда стреляли из молитвенных рядов очередями плача. И без дальних слов шофары [12] не оставили следа от бывшей тишины. Лишь высилась стена, монашеское доносилось пенье, и минарет за церковью Успенья уже не целил ввысь — макушка снесена. Но выстлали они ковровый разноцвет Давиду своему, которого там нет. НАТАН ЗАХ{123} (р. 1930) «Человек что трава его дней…» Человек что трава его дней. Его дни трава. Дни человечьи трава его дней. Не убоись. Адамов сын на труды рожден. Рожден на труды Адамов сын рожден на труды рожден. Не убоись. Но искры взметнутся ввысь. Взметнутся искры. Но искры взметнутся ввысь взметнутся. Не убоись. Точное описание музыки, которую слушал библейский царь Саул Саул внимает музыке. Саул внимает. Какая музыка ему играет? Саул внимает музыке, которая врачует. Саул внимает музыке. Он слушает и чует, будто царский зал опустел, будто пропал весь кагал. Ведь Саул внимает музыке. Но разве эту музыку Саулу следовало слушать в такую пору? Да, такую музыку Саулу следовало слушать в эту пору, ибо нет сейчас иной и, может быть, не будет до горы Гильбоа. Самсоновы волосы Самсоновы волосы никогда не были мне понятны: огромная сила, аскетизм охраняемой тайны, запрет (да не осудят его) проговориться случайно, вечное опасенье лишиться кос, паника всякий раз, когда Далила проводит рукою по глади волос. Зато я вполне понимаю волосы Авессалома. Понятно, что он красив, как солнце ясного дня, как месяца красная месть. Запах, что от него исходит, слаще сладости женских духов, Ахитофел, холодный и злой, принужден глаза отводить, когда видит перед собою причину любви Давида. Эти чудные волосы, лучшие в царстве, могут запросто бунт любой оправдать, а потом и дуб. ДАЛИЯ РАВИКОВИЧ{124} (1936–2005)
Платье Ты знаешь, сказала она, сшили платье тебе из огня, помнишь, Ясона жена так и сгорела в одежде? Это Медея, сказала она, это устроила ей Медея. Платьем займись, она говорит. Занимается платье твое, угольками горит. Ты наденешь его? Не надо, сказала она, не надевай его. Это не ветер свистит — пузырится яд на теле. И пусть не принцесса ты, что сделаешь ей, Медее? Ты должна различать голоса, сказала она, это не ветер свистит. Сказала я ей, помнишь меня шести лет? Шампунем намылили голову, так на улицу и пошла. Запах мытых волос тянулся облаком вслед. Я тогда заболела от ветра и от дождя. Греческие трагедии читать еще не умела, но запах шампуня струился и я тяжело болела. Сегодня я понимаю — шампунь этот был непрост. Что же с тобою будет, она сказала, платье твое горит. Мне горящее платье сшили, я знаю. Так что ты столбом стоишь, платьем займись, она говорит, Разве тебе неизвестно, что значит «платье горит»? Известно, я ей сказала, но не нахожу огня. Запах того шампуня сводит меня с ума. Согласия мне не должна даже и ты сама, к трагедиям древних греков веры нет у меня. Но платье, платье огнем горит. Что она говорит, кричу я, не понимаю! Нет никакой одежды на мне, это сама я сгораю. Голубка Бела была голубка одна. — Любите голубку, это она — Простерла крыла и прочь из гнезда. — Любите голубку, это она. Задев одного из вороньих царьков, — Любите голубку, это она — Коснулась, летая, стаи волков. — Любите голубку, это она. И встретила недругов семьдесят семь. — Любите голубку, это она — Из зависти к ней заклевали совсем. — Любите голубку, это она. Пока не сошла, белоснежной была. — Любите голубку, это она — Да станет примером пера и крыла. — Любите голубку, это она. ИСРАЭЛЬ ПИНКАС{125} (р. 1935) «Сон бежит от меня…» Сон бежит от меня по ночам, взлетая, взлетая, покоя не зная. Дремота моя так легка и тонка, над бездной витает она. Бледны, как воск, у нее крыла. Я знаю, холодно ей, знаю, утомлена. Мне бы ее укрыть, пока она сну отдана. И я, может быть, принимаю ее за любовь иногда. Лицо затеряно в облаках, будто луна, что больна. Оттого обнимает меня темнота. Бывает, что запах тела ее меня обвевает. Когда по улице я иду, чудится, что вдыхаю благоухание плоти, близкой ко мне в дремоте, и сон бежит от меня, взлетая. вернуться Шофар — древний пастушеский рог, в который трубят в синагогах при молитве в осенние праздники. |
