Король, чей блещущий престол

Затмил иных монархов троны,

Кто добродетелью процвел,

Благие даровав законы!

Нам в свете сем не преуспеть

Без твоего благоволенья,

Мы все согласны претерпеть,

О милости твоей все наши помышленья.

В придворной нашей суете,

Где все приятны и любезны,

Искусства ценим только те,

Что для карьеры нам полезны.

Мы знаем, что везенье вмиг

Здесь обернуться может крахом,

Но тропку к счастью напрямик

Ты можешь проложить руки единым взмахом.

Удачу ловим мы свою,

В трудах усилий не жалея,

И отличаемся в бою,

Лишь о награде мысль лелея.

Все таковы, и даже ты,

Сколь ни превознесен судьбою,

Достигнешь большей высоты,

Когда весь мир земной смирится пред тобою.

Но полно! Столько рассуждать

К лицу ли маленьким людишкам?

Все в круг! Давайте танцевать,

Язык не распуская слишком!

Пусть скрипки заиграют в лад!

Всё хорошо! Долой печали!

Лишь дамы много говорят.

Эй, тише там! Король велит, что все молчали.

Безумных жен, вкусивших мандрагору,

Пускали в Ад. Бывать, с судьбой не споря,

Там Данту довелось и Пифагору —

И я там был… И не забыл, о горе!

Я был там! Что ж, теперь десятитомный

Писать отчет? О нет… Я задыхаюсь…

Схожденье в Ад — сюжетец не альбомный,

А я устал… На воды отправляюсь.

Куда-нибудь… Лететь в безумной спешке,

Метать вперед невидящие взгляды,

Чтобы слились эпохи, словно вешки,

Чтоб, как грибы, срывать веков громады.

Пускай былое с будущим сплетутся,

Смешаются столетья и мгновенья,

Чтобы на старый след свой не вернуться,

Чтоб Ад остался в пропасти забвенья.

Но спросишь ты: «Кого ж в краях печальных

Глухого Лимба повстречал тогда ты?» —

Там нет людей! Ни близких нет, ни дальних.

Для изученья души там разъяты.

Не чувства, нет! — колеса и пружины,

Механика безжизненных расчетов.

Когда-то заведенные машины,

Вертясь, не замедляют оборотов.

Размеренно, в бесцельности постылой —

Ни дня, ни ночи, ни зимы, ни лета —

Здесь час за часом падает уныло,

Как будто гвозди забивают где-то.

И нет часам числа или названья,

Событий нет с отмеченною датой,

Нет устремленья — только колебанье,

Запущенное фатумом когда-то.

Здесь время против вечности восстало,

Мгновенья от годов не отличимы,

И каждый час, не ведая начала,

Бежит сам за собой… по кругу… мимо.

И чудится дрожанье злой усмешки

В попытке обогнать себя… за краем,

И понял я: в бесплодной этой спешке

Недвижен каждый час и нескончаем.

Трагедия — но без речей и масок,

Колес, пружин — бессильное скрипенье,

Томленье музыки без нот и красок,

Напрасно жаждущей излиться в пенье.

И внутренности судорогой схватит,

Как от морской болезни в непогоду.

Не скука, нет, а ярость душит — хватит! —

И нет причины ей, и нет исхода.

Познаешь тут свой вес, исчислишь меру —

Кто ты таков? Владеешь ли собою?

Всё то, что раньше принимал на веру,

Безжалостно обнажено судьбою.

Собой ли был ты? Чье носил ты имя? —

Свое? Иль призанял его у предков?

Какие мысли можешь звать своими,

А что набрал чужого из последков?

Ты в пламя брошен веткою сосновой —

Дотла сгоришь ли? Искрами развеет

Всего тебя? — иль, для свободы новой,

В пожаре сердцевина уцелеет?

И в горстке пепла, для чужого глаза

Сгоревшей жизни жалкого итога,

Блеснет ли грань нетленного алмаза —

Победы ослепительной залога?

Но я измучен тяжестью огромной,

И говорить нет сил… Я задыхаюсь!

Схожденье в Ад — сюжетец не альбомный,

И я устал… На воды отправляюсь.

И спутника бы выбрать — нелюдима,

Угрюмого и чуждого наукам,

Чтобы сидел, как пень, глазел бы мимо,

Не нарушал молчания ни звуком.

И мчаться! Сквозь пространства и эпохи,

Через века — пути не разбирая,

Чтобы мелькали страны, как сполохи,

Чтоб — во всё небо! — без конца и края!