О женах глупцов и мудрости мудрецов …И ответствовал я на его словеса: | О князь, владыка, времени краса, | не говори такие слова, | ибо истинно, как душа моя жива, | и вот тебе моя голова, | что длань рока умна, | и мышца его сильна, | ибо прелесть мира была им, дуракам, отдана, | и ожерелья рока, и его венцы | получили дурни и глупцы, | а всех презренных и уродливых получили мудрецы, | а дур и злюк — князья и народа отцы. | Ибо хочет Бог, чтобы мудрый гордиться не смел, | а глупец в несчастии своем малую помощь имел. | Ведь мудрецы своею мудростью предупредят болезнь недостатка и скорбной доли, | бальзамом Гильада и лекарством от боли. | Что им недостало — презирают они | и с улыбкою смотрят в грядущие дни, | и преимуществом своего ума | над глупцами они вознесены весьма. | А несчастные глупцы — | они при жизни своей мертвецы. | А если к их глупости добавится рока беда, | как глина под печатью, изменится она тогда. | Но врат милости не закрыл рок, | и захотел всемогущий Бог, | чтобы человек от двух столов кормиться не мог. | И оттого высшая мудрость приняла решение | дать великим мудрость и разумение, | лишив их малого наслаждения. | И хоть дал рок дураку прекрасную жену, да ведь | раскинул над ним свою сеть, | лишив его величья мудрости, занес над ним свою плеть, | да устыдится он, когда расточает свою медь. | Мудрец же наделен прекрасной мудростью, да не убоится гордо вперед смотреть, | и лук его мощен и ныне, и впредь. | И хоть прекрасной жены и огромного богатства у него нет, | сияет над ним великолепья свет, | ведь если бы соединилась красота мудрости святой | с богатством и женской красотой | в мудром человеке, | то была бы в нем война между вожделением и разумом вовеки. | И чтобы не было тоскливо глупцу, | захотел Бог пасти его, как убойную овцу, | чтобы возрадовался он прелести венцу | и подобному лилиям лицу. | Как назначил Он пауку плести свою нить | и мух, залетевших в нее, ловить, | и как назначил муравью тяжкий труд его, | и не разум побуждает муравья, но естество | летом собирать урожай в закрома, | чтобы насыщаться, когда придет зима; | и как заставляет пчел их природа | строить узорные палаты для меда, | так вот, как природа упомянутым неразумным тварям дала благодать | столь славную работу совершать, | так же Бог дал глупцам свет, | и пожалел их, и утешил суетою сует. | А без этой милости смерть бы их пришла, | и весь мир бы изведал от их злой доли зла — | колоть дрова и черпать воду для мудреца и учителя, | для пастыря и властителя. | И к тому же злое начало в нашем сердце с младых ногтей | не дает нам видеть последствия наших дурных страстей. | А желание в человеке природно есть, | ради него отдаст он свою честь. | И сладострастники охотятся на ланей-юниц, | чтобы отстать от блудниц. | И если бы рок отдал красавиц мудрецам и владыкам, | сладострастники наставили бы рога мужам великим. | И оттого судила высшая воля, | чтобы красавицы были глупцов доля, | чтобы глупцы давали им яства и наряды, | а любовники — ласки и услады. | И произнес я возвышенную речь, и сказал: Рок отдал мановеньем умной длани Всех ланей за глупца иль дуралея, Пускай потеет, силы не жалея Для яств, одежд, подарков, пожеланий. Пусть бесятся в объятьях страстных лани, Толчет любовник серну веселее, Целует губы ей и, вожделея, Ждет, словно тени — раб, ночных пыланий. Когда б оленям отдал рок газелей, Олени бы оленям изменили Или исчезло бы величье страсти. Когда б о наслажденьях мы радели И серн у дураков переманили, Произошли бы страшные напасти! «Подумала в сердце газель, что должна быть…» Подумала в сердце газель, что должна быть Она как из света свитая, святая. Уму ее всякий дивится. Девица, К влюбленным презренье питая, пытая, Смеется, взмывая горе, об их горе, Стена между нами литая. Летая, Услышь мое пенье, внемли моей пени, Смотри, пред тобой без щита я, считая, Что в мысли я мыслю как ты, а враждебным Тебе — разорву и у стаи уста я. Коль будешь жестока, тогда искупленьем Вине твоей стану, и ста я, истая, Коль будешь, о серна, ты блага — ты благо Свершишь! Рану мне залатай, золотая! Мой жалобный стих говорю я газели: — Ужели тебе не чета я? — читая, Тебе, белизною сравнимой с одною Луною, пою, о мечта, я, мечтая, О милости. Что же бежишь ты, любовью Мне сердце мое оплетая, плутая? Останься же, лань! Я — желанья обитель. И, в ней обитая, любовь обретая, Носи одеянья благого деянья, Величьем блистая, хвалой возрастая! АНДРЕЙ КРОТКОВ{110} ШАРЛЬ БОДЛЕР{111} (1821–1867) Падаль Ну что, душа моя, припомним — это было: В тот день на тропке полевой Нам преградила путь издохшая кобыла, Едва прикрытая травой. Как баба, в похоти скрывающая злобу, Дымясь от блудного тепла, Она разверзнула смердящую утробу, Бесстыдно ляжки развела. На солнечном огне, как на плите кухонной, Плоть околевшая пеклась, Чтоб в первородный прах ушла разъединенной Телесная живая связь. Цветенью мерзости надменно потакая, Глядело небо в этот ад. Скукожилась трава, а вонь была такая, Что вы попятились назад. Над чревом лопнувшим неутолимой тучей Гудела мух ночная мгла. Их черная детва лавиною текучей Ошметки плоти залила. Гниенье множилось волнами и бродило, Потрескивая и дыша. Из груды тлеющей навеки исходила На время вдутая душа. Над падалью плыла мелодия распада. Напоминала нам она И пенье ветерка, и отзвук водопада, И шорох спелого зерна. Телесность таяла, мечте подобна зыбкой, Перетончалась, будто нить, Как образ стершийся, который кистью гибкой Художник мог бы сохранить. За каменной грядой встревоженная сука Поскуливала от тоски, Мечтая отодрать и уволочь без звука Большие смачные куски. И вас, моя любовь, мой ангел светозарный, Моя богиня, страсть моя — Заразная чума сожрет ваш облик тварный Для гнусного небытия! Над вами второпях проблеют отходную, И ваша царственная стать Уйдет под полог трав, под тяготу земную Цветами тленья расцветать. А там, краса моя, вас черви зацелуют И объедят. Но им вослед В душе я сберегу любовь мою былую, Распавшуюся, как скелет! |
