КАРЕЛ ВАНДЕ ВУСТЕЙНЕ{224} (1878–1929) «Когда любовь нежна, царит в душе весна…» Когда любовь нежна, царит в душе весна, и милой дальний смех иль близкий — наслажденье. Пусть вечером скорбишь — наступит пробужденье, с улыбкой вновь встаешь, разбив оковы сна. — Любовь и смех — от всех страданий исцеленье. В чем счастье, мне ли знать? Но твой прекрасный лик спокоен. Я дрожу, я счастлив, это верно… Я хохочу, как тот ребенок-озорник, когда по ледяной воде шагает мерно, и брызгается всласть при этом всякий миг. Ведь я тебя люблю; но глаз лишь не робеет от близости твоей, от смеха твоего. Я, как ребенок, что коснуться не посмеет, попав в чудесный сад: от красоты немеет, лишь смотрит на плоды, не взяв ни одного. АНТОН ВАН ВИЛДЕРОДЕ{225} (1918–1998) Конькобежец Визжал конек, лед под собой взрезая, налево, вправо, вдоль и поперек на гладком льду граффити оставляя и подчиняя блещущий каток. Свет поутру — прозрачный, как сиянье, беззвучно ниспадал к моим ногам, а я, внезапно проявив старанье, направил курс к далеким берегам. Скользил над замороженною флорой, над водорослями во глубине, холодный ветер в уши дул упорно, моя деревня — где-то в стороне. Уже и одноклассников не слышно, их голоса исчезли, отзвеня; а для меня — весь мир стал больше, выше, чем раньше был, — и только для меня! РАХИЛЬ ТОРПУСМАН{226} АЛЬФРЕД ТЕННИСОН{227} (1809–1892) Мильтон О несравненный мастер гармонии, О неподвластный смертному времени, Органным рокотом гремящий Англии голос могучий, Мильтон, Воспевший битвы горнего воинства, Златые латы ангелов-ратников, Мечи из Божьей оружейной, Грохот ударов и стоны неба! — Но тем сильнее был очарован я Ручьев Эдема лепетом ласковым, Цветами, кедрами, ключами, — Так очарован бывает странник Заходом солнца где-нибудь в Индии, Где берег моря тонет в сиянии И пальмы дышат ароматом, Шепотом нежным встречая вечер. ЭВЕРТ ТОБ{228} (1890–1976) Морская колыбельная Свет в окне, Котелок на огне, Три странника бредут по дороге: Первый слепой, Второй без ноги, Третий босой и в лохмотьях. Свет в окне, Котелок на огне, По небу странствуют звезды: Белая звезда, И алая звезда, И желтая луна между ними. Свет в окне, Котелок на огне, Три корабля плывут через море: Первый — челнок, Второй из коры, У третьего не парус — лохмотья. Свет в окне, Котелок на огне, Трое плывут вместе с нами: Вера нас ведет, Надежда нас хранит, И верная любовь не оставит. УРИ-ЦВИ ГРИНБЕРГ{229} (1896–1981) Отцы и дети Чтобы я жил под черепичной крышей, в домике из кирпичей; Чтобы заслужил благосклонность и Господа, и людей; Чтобы женился и родил сыновей и дочерей; Чтобы труды мои были успешны; чтобы жил я, не зная скорбей; Чтобы днем бодрствовал, как все добрые люди, а ночью спал; Чтобы на пиры зубоскалов следом за друзьями не бежал; Чтобы был богобоязненным; чтобы путь мой лежал Между уделом моих трудов и домом молитвы, вдали от кружал, — Так хотели мои родители. Ведь все родители хотят одного: Чтобы мы не отрывались от дома в поисках бог знает чего; Чтобы не пытались рвать цветы из самой гущи шипов, Чтобы не лезли за светлячками в дремучие чащи чужих лесов, Откуда выходят лишь наутро, с багровыми глазами, сбившись с пути, Откуда дорогу к лужайкам детства уже не найти; Чтобы мы держались за сушу, а не плыли по морям; Чтобы наша жизнь текла за толстыми стенами, куда не доносятся взрывы, и шум, и гам… Чтобы мы любили только ту, чей палец обручен нашим кольцом, Мать тех детей, которым мы приходимся отцом; Бог посылает нам пищу вне дома — но она ее приносит в дом, И голод нам не страшен ее заботами, ее трудом… Чтобы нас не увлек, не дай Бог, голос или взгляд в чужом окне, Чтобы мы жили за оградой, от соблазнов в стороне; И если гора на пути попадется, чтобы мы и ее обошли стороной. Но нас манит — неодолимо — сладкий голос, звучащий за окном, И мы идем за соблазном, нежным запахом, звоном, светлячком… Ибо велико поле скуки, и нет ему конца — Кто из нас тогда помнит заветы отца, и матери, и Творца? Но лишь немногие из нас довольны могут быть собой — Те, кто, презрев ограды и низины, шли от одной вершины к другой; Бог избрал их и дал им великую цель, В их жилах кровь поет! А мы — хоть и обошли запреты, и уплыли за тридевять земель, Но и горы, и вершины обошли мы стороной, И наша жизнь — сплошной обход! |
