КОНСТАНТЫ ИЛЬДЕФОНС ГАЛЧИНСКИЙ{256} (1905–1953) Уста и полнолуние А вот и ночь, и танцы снов, и в небе — полумесяц вновь, как половинка от секрета, — так говорил я в давний час, когда такой же месяц гас, гас над тобою в час рассвета. Взглянув на небо, на огни, ты попросила: «Измени сей месяц; ждет он исполненья». И — полнолуние! И вдруг отсек луны зеркальный круг уста от уст без сожаленья. Помоги
Помоги мне, мокрая долина, исцели погодою нежданной, жизнь настрой мне, как орган старинный, — пусть она звучит трубой органной. Жизни суть запрячь в трубу любую — как собаки, трубы чтоб скулили. Пальцам дай страданье — пусть тоскуют, чтоб не только очи слезы лили. Беды нас какие бы ни ждали — пусть погибель мира впереди, — никогда не будешь ты в печали, если крик найдешь в своей груди. Вытащит, как раненого с поля, даст твой крик спасение тебе. В зове помощь слышится и воля, и вершина милости — в мольбе. ПАВОЛ ОРСАГ ГВЕЗДОСЛАВ{257} (1849–1921) «Род человечий! Вижу я, скорбя…» Род человечий! Вижу я, скорбя: Ты ныне — враг Христовым повеленьям; Велел любить Он ближних с умиленьем, Сердечно, беззаветно, как Себя. Зачем же Он, страдая и любя, Нас подарил спасительным ученьем? Брат брату угрожает истребленьем, Жестоким адским пламенем губя. Нет ни в морали, ни в культуре прока, Когда тебя так ослепила страсть, И ты, как зверь, злодействуешь жестоко. Венец из звезд носи, коль хочешь, всласть: Благую весть забыв во тьме порока, До вести злой сумел ты ныне пасть. ТОДОСЬ ОСЬМАЧКА{258} (1895–1962) Шкура Из лачуги за тихим леском — Той, где дверь за порог завалилась, — Мне к парадному входу в «губком» Принести свою юность случилось: Как на вилах, нацеплена там, Кровенеет мужицкая шкура, Чтобы лаяли псы по кустам, Чтобы лисы скулили понуро… Средь растущих до неба дорог Пробегают в чулочках девчата, Голубиною стайкою ног На Крещатик влетают крылато. Эти ноги белы и чисты — Так белеют, как лилии ранью, Словно выпили воду цветы От степей зоревого купанья. Кто ж содрал эту шкуру с отца, Нацепил ее прямо над нами И твердит — мол, свобода с крыльца Развернула багряное знамя? Душегуба не видно теперь, Только знаю: он рядом таится; Коль в толпе не скрывается зверь — Для кого ж эта шкура дымится? Помню: детство плеснули во тьму, В степь из миски мужицкой пролили! Ныне ведаю я, почему Здесь детей никогда не любили; Почему — догадался я — мне Материнской любви не досталось И луна молодая в окне Мне кнутом в этом детстве казалась… Знаю я, почему за забор Меня гонят, как пса, неустанно, Почему свой бунтующий взор От земли поднимать я не стану. От моих, от мужицких корней Свирепеют иные — я знаю, Но мое озлобленье сильней: В нем вулканная сила взрывная!.. Веет ветер степной на «губком» И, на улицу брызгая кровью, Развевает в просторе слепом Эту шкуру, как будто коровью… МИХАЙЛО ОРЕСТ{259} (1901–1963) Киеву Ты скрыт теперь за преградою, О мой величавый град, — Одной для души отрадою Стал памяти аромат. Ты нам — святое знамение, Ты небом отмечен был; Святилось твое рождение Любовью нездешних сил. Увидишь — даю в том слово я — Без счета весен и лет, Ты встретишь рожденье новое, Росистого утра свет. Лучи над твоими склонами, Небес твоих чистых синь Приснятся мне, утомленному Ушедшей жизнью. Аминь. «В долине светлый дым клубится…» В долине светлый дым клубится, Стремясь в объятья высоты, И взор не может не плениться Легчайшим маревом мечты. Цветов, пахучих зелий дрёма, Ручей серебряный в траве, А в тайной дали окоёма — Струится миро по листве. Под крова дремлющего своды Что я сумею принести? Что мне оставили невзгоды, Что сам оставил я в пути? Я, как зерно в волнах потока, С позором встретился и злом, Избиты бурями жестоко Щит сердца и ума шелом. Но вера путь мне указала, Я в тьме скитаний не зачах — И вдруг пред взглядом воссияла, В чистейших утренних лучах, Та долгожданная долина, Простор пьянящих светлых чар, Где для усталых рук судьбина Готовит, знаю, дивный дар. Зарою эхо нестерпимой Минувшей боли, прежних бед — И в ясности неугасимой Вступлю в обетованный свет. Стремясь к приюту и привету, Пойду я радостным путём На дым, что воспаряет к свету — Из рая в рай, из дома в дом. |