Багрово вздулись паруса на вантах.

Карбасы чертят воду серебром.

Свисают сети, тяжкие добром

От красноперых тел чешуеватых.

И снова — к молу, где от близкой мги

Дымится город. Двигают домой.

Огни домов — расплывшись по кривой,

На темных волнах — красные круги.

Восток синеет. Каменной плитой

Недвижно море. День нагнулся, чтоб

Пригубить свет, и обнажил свой лоб,

Венок теряя красно-золотой.

Вдали мерцает тучка золотая —

От янтаря той рощи, что смогла

Отстать от дна, когда курится мгла,

Но желтыми ветвями в ночь врастая.

На них висят утопшие матросы.

В воде, как водоросли, волоса.

И звезды, замерзая, наги, босы,

Зеленый мрак покинут в полчаса.

День погрузился в пламенный багрец.

Бежит поток, невероятно ровный.

И парус. И, как вырезал резец,

Там рулевого силуэт огромный.

На островах осенние леса

В прозрачность неба — головою рыжей.

Из темной глуби леса голоса —

Мелодией кифар, но тоном ниже.

Мгла на востоке льется бутафорно

Синим вином из погребальной урны.

А ночь, закутавшись хламидой черной,

На тени встала, словно на котурны.

Из леса фавны выйдут — загляденье.

Осенний хор. Чудовищный венок.

Рог загудел. Под сиплое гуденье

Несутся впляс они: копыта вбок.

Трясется шерсть могучая на ляжках,

Бело-черна — руном домашних коз.

Торчат рога и виноград в кудряшках

Листвы бягряной и созревших лоз.

Бьют рогом, бьют копытом. Вечно пьяны.

Бьют фирсами по выступам в скале.

На солнечных полях звучат пеаны —

Грудь колесом. Всегда навеселе.

Испуганные звери, сбившись в стаи,

Бегут скачками длинными от них.

Лишь бабочки, над пьяными взлетая,

Пьянеют сами от цветов иных.

К ручью теперь, где, раздвигаясь плавно,

Впускает их, прошелестев, камыш.

Копытами вперед сигают фавны,

Грязь соскребая с волосатых грыж.

Дриады на ветвях играют в дудки,

С деревьев слышится их легкий смех.

И фавны вверх глядят. Лоснится жуткий,

Как будто маслом орошенный, мех.

Взревев, на дерево ползут крутое,

И от желанья набухает член.

И эльфы — врассыпную. В золотое,

В полдневный сон, в молчанье, в грезы, в тлен.

I

В венке из кос — крысиное отродье,

А пальцы в кольцах двигаются, как

Плавник, и вот в чащобах многоводья

На дне реки она плывет сквозь мрак.

Остаток солнца, озаривши тьму,

Упал в тот ящик, где несчастный мозг.

Зачем мертва она? Сквозь тихий всплеск,

Одна, сквозь папоротник, почему?

А ветер спрятался в камыш. Вспугнул

Мышей летучих, как рукой. Как плащ

Намокший, рой крылом висит. Как гул

Безмолвный над рекой. Как тихий плач,

Как тучи ночью. Белый угрь на грудь

Ее скользит. Мерцает в светляках

Лицо. Листва льет слезы в ивняках

Над мертвой мукой, что пустилась в путь.

II

Хлеба. Посевы. Солнца красный пот.

Спит в поле желтый ветер. Всё она

Уставшей птицею плывет. Одна.

И лебедь под крыло ее берет.

Синеют веки. Под кристальный звон

Косы в лугах, мелодию полей,

Ей поцелуй приснится, что алей

Кармина. Вечный непорочный сон.

Всё мимо, прочь. Где грохот городов

Бежит к реке. Где белый мчит поток,

Пробив плотину. Эхо-молоток

Бьет по воде. Где странен, дик, бредов

Гам улиц людных. Колокольный гул.

Где визг машин. Борьба. Где в окна, кат,

Столь угрожающе глядит закат,

Что в небо вдруг подъемный кран шагнул,

Гиганторукий негр, тиран, Молох,

И черные рабы простерлись ниц.

Иль тысячами тяжких верениц

Влекутся на продажу: мост оглох.

Поток ее, незримую, укрыл.

Но где она плывет, там рой людской

Висит над ней туманом и тоской:

Крылом ли, тенью, или тенью крыл.

Но мимо, прочь. Ведь даже летний день

На западе себя сжигает в мрак,

Как жертву. И в темно-зеленый злак

Усталость превращается, как тень.

Поток несет ее, одну, во тьму,

Не заходя в зимы печальный порт,

Вниз по теченью времени. Вперед.

Сквозь вечность, от которой даль в дыму.

Сидят по-четверо за темным кантом

Светильника, зарывшись в стол зеленый.

Как осьминог над трупом, удивленно

Нависла лысина над фолиантом.

Бывает, руки возникают в пятнах

Чернильных. Вспархивают немо губы.

Язык, что красный хоботок сугубый

Над римским правом — маятник отвратных

Гримас. По временам они, как тени,

На белой расплываются стене.

Их голоса всё дальше, всё смятенней.

Но вдруг их пасть растет. Слюна писак

Бушует. Тишина. Мир в белой пене.

Параграф с краю зелен, как червяк.