ИММАНУЭЛЬ РИМСКИЙ (МАНОЭЛЛО ДЖУДЕО){109} (1261? - 1332?) Похвала супруге Спросили, как я стал мужам державным Подобен славой мудрости толикой. Друзья, благодаря прекрасноликой Я всё, что сокровенно, сделал явным. Подумал я: не как неблагонравным, Во власти похотливой страсти дикой — Моей жене к лицу супруг великий! И, мудрость накопив, я стал преславным. Чтоб не сказали про меня: колода, Лицом как человек, а ум — бараний, Взял в жены лань, чья прелесть безгранична, Но чтоб сказали: солнце небосвода Соединилось с Аш, звездою ранней, Что паче всех светил ему прилична. «Коль рок слепой, а мы — его сыны…»
Коль рок слепой, а мы — его сыны, То будем же и мы — подобье рока, Ведь из-за доброты мрачится око И щеки справедливого — бледны. Богаты злые, добрые — бедны, Так, поневоле встав на путь порока, Быть может, мы поднимемся высоко, Ведь щедростью во прах мы сведены. О щедрость! Я твое поставил слово Перед собой, и я не позабыл И не нарушил твоего завета, Но день настал — не чаял я такого, Что было мерзко мне — я возлюбил, А что любил — мне стало чуждо это. «Сказали лани грозной небеса…» Сказали лани грозной небеса: О, полно тебе, полной благодати, Очами затмевать небесны рати, Ведь посрамила нас твоя краса, И горних звезд мы слышим голоса: «Мы алчем в сей сокровищной палате Блистать!» Не зря ваятель этой стати Творил усердно эти очеса! И возроптали светочи денницы, Рекли Кассиль, Кима и Аш: «О, как Хотим сиять мы на лице юницы! Ведь сей удел и сладостен, и благ! А небо зря величием хвалится: Лишь днем сиянье в нем, а ночью — мрак». Бесприданница Из шестнадцатой тетради …И ответствовал я, и сказал: С нею и с отцом ее я знаком, | и знаю ее дом. | И слышал я, как в доме своем | она оплакивала младость и рыдала о том, | что трех старших сестер ей судьба дала, | и о каждой из них несется хвала, | и каждая прекрасна и мила. | И оне — сладость для мужчин, | могли бы быть супругами глав общин; | да вот беда: не имеют приданого сестрицы, | лишь прекрасные лица, | да сверкающие зеницы, | прямо в сердце мечущие зарницы, | с белизною их плеч лишь лилия сравнится,| а уста их — багряница, | в них же нектар таится. | Но пуста их светлица | и весьма бедны сии девицы. | И в один из дней, вышел я на прогулку, | и через рынок прошел, и вышел к переулку, | и шла моя дорога | мимо их порога. | И увидел я вдруг красавицу-лань, и сияние ее лица | поражает взоры и пленяет сердца. | И сидит она молча, и тихо рыдает, | и в сердце своем горько страдает. | И лютня в ее руке, | чтобы игрою утешиться в тоске. | И вопросил я ее, чем душа ее полна, | и отчего заплакана она, | и сидит молчаливо одна, | так несчастна и грустна. | И сказала она: Да будет тебе от Господа благодать. | А мне как не страдать, | горьких слез не лить и не рыдать? | Ведь нас четыре сестры, и мы бедны | и из чаши горечи пьяны. | Доколе нам скитаться у стад чужих | и завидовать подругам в счастьи их? | И я последней родилась на свет. | Сегодня мне — осьмнадцать лет. | И мой черед выйти замуж — последний. И счастья нет. | А я — стена, и башни сосцов на ней, | и страсть во мне разгорается всё сильней. | А если я девицей умру, тогда | двойною будет моя беда, | ибо слышала я слова мудрецов | и поучения отцов, | что буде женщина умрет девицей, | к миру душ она не причастится. | Итак, приложу к тетиве стрелу напева | и оплачу горькую участь девы. | Полны сосцы и волос мой возрос, И сяду обнаженною, срамною, И женихи все минут стороною, И скорбь я изолью в потоке слез. Такую долю кто бы перенес? Приданого с серебряной казною За нами не дают. А предо мною — Сестрицы три. И сердце извелось. Иссохну ль я в неутоленном пыле, Иль пощадит меня коварный рок? Летят года, уносятся, как птицы… И обо мне мудрейшие твердили, Что в райский не впускается чертог И в царство душ не принята девица. «Речам внимаю я день ото дня…» Речам внимаю я день ото дня: В аду огонь, злодеев пожирая, Пылает, и проказников карая, И ангел не спасет их от огня. Мой дух, что отвлекаешь ты меня Соблазном сладкой суеты от рая? Но в колесницу блага и добра я, Исполнясь страха, запрягу коня. Кто может уберечь меня пред роком? Великий человек и малый с ним В свой день прешли, сменились, их не стало. Ужели суету мне пить потоком, Не разумея, как зверям лесным В пустых жилищах разума пристало? Сатира на врачей Спеши, о сердце, взять себе в фиале Иль чудотворной манны полный омер, Иль гилеадского бальзама хомер, Чтобы недуг упорный мой прогнали. С клюкой расставшись, я б не знал печали, Я был бы словно царь Кедарлаомер: Он что желал — имел, и старым помер. Меня же спасшим — слава и так дале. Но вы, врачи, да сгинете в мученьи! Лекарства ваши — ложь, и только чтобы Страдал я больше — ваше попеченье, Да чтобы ублажить свои утробы. Обжоры, пьяницы, вкусил леченья Уже довольно я и пьян от злобы! |