Старый шотландский поэт-песенник Джон Скиннер, друг Бернса, был этим стихотворением очень недоволен и направил Бернсу следующее послание: ДЖОН СКИННЕР{235} (1721–1807) О стихотворении Роберта Бернса «Вши, которую я увидел в церкви на шляпке одной леди» Что?! Вошь — на шляпке госпожи?! Нашел о чем писать — о вши! А мне, брат, кто ни закажи, Писать и спьяну Ни славы для, ни за шиши О вши не стану. Поэт, конечно, ты великий, Но «леди» с «вошью» — казус дикий. (Какая польза от заики И от икоты?) «Талант двусмысленный, двуликий», — Решили скотты. Такой поэт с таким талантом Не должен быть комедиантом. Беда, коль муж, прослывший франтом, Бредет, расхристан. Солидный бас, пропев дискантом, Уйдет, освистан. Стихи ты пишешь мелодично, Но мыслишь ты неметодично. Не трогай женщин, — неприлично: Любая шутка О платьях, шляпках, брат, обычно Их бесит жутко. Стихом о мыши, коей плуг Нору разрушил, всем вокруг Ты угодил, — но с вошью вдруг Так оскандалился, Что встал вопрос: ты, часом, друг, Не насандалился? Теперь об этой вот загвоздке Не то что взрослые — подростки Гудят на каждом перекрестке, На пятачке, брат. У дам ты — их сужденья хлестки — На язычке, брат. Сии шотландские Венеры Ходы найдут в такие сферы, Что хулиганские манеры Ты, брат, забудешь И грубиянские химеры Плодить не будешь. А что до нашей Герцогини, Благую роль в твоей судьбине Сыгравшей, — то она в унынье Промолвит: «Чести Нет в том, кто оскорбляет ныне Всех женщин вместе!» Отнюдь не все метаморфозы Стиха достойны или прозы. Мой опыт прост, — и ты без позы Прими, что выдам: Приводят мелкие занозы К большим обидам! Насмешник злой, поэт Овидий Представил мир не в лучшем виде. И мир сказал ему «Изыди, Посмейся в ссылке!» К такой же приведут обиде Твои ухмылки! Пока не грянула гроза, Нажми, Поэт, на тормоза, Иначе проклянешь глаза За свой же ляп, Когда не застила слеза Ни Вшей, ни Шляп! В веках, однако, мнение Скиннера поддержки не нашло. Выдающийся канадский поэт Роберт Сервис, шотландец по происхождению, донес до нас последние отзвуки спора тех времен: РОБЕРТ УИЛЬЯМ СЕРВИС{236} (1874–1958) Старое кресло Была у прадеда манера Гудеть от Труна и до Эра. И Бернс, брат, — та еще холера! — Гудел с ним вместе. Пока в сознанье пребывали, «Звезду» нахально рифмовали, И выпивали, выпивали, — Всё честь по чести! «Вот кресло старое, вот пятна, Что Бернс оставил. Всё понятно?» — Твердил нам дед неоднократно И пел внучатам «Ту, что постлала мне постель», брат, Или читал, впадая в хмель, брат, Стишок про Вошь, что и досель, брат, Не напечатан. И я в то кресло по привычке Свои ребячьи ягодички Любил пристраивать. Странички Всё шелестели… Родным наречьем покоренный, Читал о Мыши разоренной, О Дьяволе. — В ночи бессонной Часы летели… Люблю я Стивенсона, Гарди И Киплинга, — и всё ж о Барде, Чей дар подобен был петарде, О землеробе, Воспитанный волшебным слогом, Я думаю в молчанье строгом: То грешник был, любимый Богом, — Великий Робби! БРАЙАН УОЛЛЕР ПРОКТЕР{237} (Барри Корнуолл) (1787/90 — 1874) К сумраку О сумрак, благодетель, спрячь Меня от бедствий и удач, И стихнет смех, и стихнет плач До новой зорьки, И разольется сон вовне, И разольется сон во мне, И чувства горькие во сне Не будут горьки. И если сон бывает зрим, То я, туманный пилигрим, Увижу Рай, увижу с ним В лучах зарницы, Как дух мой, бросив старый дом, Уйдет змеей через пролом, И с черной думой о былом Душа простится. Она простится и, вольна, Пускай вместит в себя она Любви и радости сполна, Но если веки Сомкну и будет мне невмочь Земную боль отринуть прочь, Приди и помоги мне, ночь, Уснуть навеки. УИЛЬЯМ ГАРРИСОН ЭЙНСВОРТ{238} (1805–1882) Гробовщик и чума Тебя называют — подлюгою, стервой, А я называю — подругою первой: Пока ты клиента мне гонишь под крышку, Деньжата рекою текут мне в кубышку! Пью за Чуму! Пью за Чуму! Хоть месяц, хоть годы обрушивай ярость На пылкую младость, на хилую старость, Пусть полчеловечества вымрет, — не струшу Гробы разойдутся за милую душу! Пью за Чуму! Пью за Чуму! |
