IV. КЛАВДИИ — ПОСЛЕ ПОСЕЩЕНИЯ БОЛЬНОЙ БАБКИ Неужели та, Что была мне домом, Столбом, подпирающим мирозданье, Очага жаром, овечьей шерстью, — Ныне Жирно=сухим насекомым, За косяк взявшись и провожая Невидящим взглядом, Слыша — не слышит И шелушась стоит. V Много, гуляя в горах, камней пестроцветных нашла я. Этот валялся в пыли, унюхала тот под землей. Этот формой прельстил, цветом понравился тот. Все побросала в мешок и его волоку за спиною, Может, в долине потом блеск их и цвет пропадет, В утреннем свете булыжной растает он грудой, Ведь ошибиться легко, по пояс бродя в облаках. Все же — надеюсь, когда их рассыплю в таверне, Скажет: как ярки — плебей, скажет — как редки — знаток. VI Сами смотрят кровавые игры, Жрут ягнят, телят и голубей — И плетут, что очень я жестока. Я в таком ни в чем не виновата. Правда, раз я обварила супом Наглого и мерзкого мальчишку — Пусть под тунику не лезет за обедом, Суп имею право я доесть. Раз в клиента запустила бюстом Брута, кажется. Его мне жалко — Черепки=то выбросить пришлось. Раз нарушила закон гостеприимства — Со стены сорвавши дедушкину пику, Понеслась я с нею на гостей. Уж не помню почему. Забыла. И они ушли с негодованьем, Говоря, что больше не придут. И меня ославили свирепой, Я же кроткая, я кротче всех. Мной рабы мои всегда довольны, Муравья я обойду сторонкой, У ребенка отниму жука. VII НА ПЛЯЖЕ В БАЙИ Падает Солнце в златых болячках, Нежный агнец спускается с гор Черных. Свалялась шерсть его — В репьях и колючках, И дрожит, Перерезана надвое кем=то На песке мокром Звезда морская. Видно, богу бессмертному это угодно, Мне же, смертной, даже и стыдно — Вечно бледной пифией в лихорадке Вдыхать испарения злые И вцепляться в невидимое, как собака В кус вцепляется, головой мотая… Но послушна я веленью бога, Шьющего стрелой золотые песни. Я иду — на плечах моих пещера Тяжелым плащом повисла, И невидимый город Дельфы Дышит зловеще. Варится жизнь моя в котле медном, Золотые солнца в крови кружатся. Тянут Парки шелковые нити. Тащат рыбаки блестящие сети. Задыхаясь, я жабрами хлопаю быстро, И вокруг меня золотые братья Сохнут извиваясь — в тоске Смертной. VIII. РАЗГОВОР
Кинфия Грек, ты помнишь ли — во сколько обошелся? Вместо виллы тебя я купила, Чтобы ты, пресыщенный годами, Мудростью старинной начиненный, Помогал мне понимать Платона — В греческом не очень я сильна. Чтобы ты в египетские тайны Посвятил меня, александриец, Но всего=то больше для того ведь, Чтобы ты в скорбях меня утешил. Завтра мне, ты знаешь, стукнет сорок. Что такое возраст? Научи. Как это я сделалась старухой — Не вчера ль в пеленках я лежала? Как это случилось? Объясни. Грек Знаешь ты сама, меня не хуже, — Цифры ничего не означают И для всех течет неравно время. Для одних ползет, для прочих скачет, и никто не знает час расцвета, И тебе быть может в сорок — двадцать. Кинфия Если будешь чепуху молоть ты, То продам тебя иль обменяю На врача и повара. Подумай. Грек В первой люстре мы голубоваты, Во второй — душа в нас зеленеет, В третьей — делается карминной, А в четвертой — в двадцать восемь, значит, Фиолетовою станет, в пятой — желтой, Как в страду пшеница. А потом оранжевой, и дальше Все должна душа переливаться, Все пройти цвета, а мудрой станет — Побелеет, а бывает вовсе И таких цветов, что глаз не знает. Все она проходит превращенья, Измененья, рост и переливы, Ведь нельзя всю жизнь багрово=красным Надоедливым цветком висеть на ветке, Голой, побелевшей от морозов. Только у богов да их любимцев так бывает — Цвет отыщет свой и в нем пребудет, Артемида ведь не станет дряхлой. И Гефест младенцем не бывал. Кинфия Что заладил про богов да про младенцев. Ну а если я на дню меняю цвет свой Сотню раз — то синий, то зеленый? Грек Кинфия, душа твоя — растенье И не может в росте уменьшаться, Но растет и зреет и трепещет. Есть у цвета смысл сокровенный, Есть у цвета тайное значенье. Дождь — есть снег, глубоко постаревший, Оба же они — одна вода, Так душа собою остается у младенца и у старика. Все же знать нам нужно — снег ли, дождь. Кинфия Снег не может вдруг пойти в июне, Дождь не льется мутно в январе. Краснобай ты жалкий и нелепый. И от всех от этих разговоров Почернела вся моя душа. |