ЗАБАВЫ (Осьмнадцатый век) Званый обед Карлик упрятан В жаркий пирог. В жару тестяном Плачет он, одинок. Лук вопиет, смердит паштет. Когда настанет нужный момент, Хлопнет в ладони мажордом, И карлик, вскочив, вскричит петухом, Взвизгнет: "Кука! Кукареку!" — Шпагу придерживая на боку. Будни
Снег безутешно идет, Девки чешут барыне пятки И смеются украдкой, Ум уплывает в пальцы, Печка жарко гудёт. Барыня откладывает пяльцы, Закуривает чубук. И думает: где бы наук Набраться? Уехал мой друг, Забрал и ребяток. В Париж? В Петроград? Отчего чесание пяток Насладительней в снегопад?.. Масон Здесь в поместье мне привольно, Но не пьется и не курится, Все читаю Сведенборга, За которым Бог ходил по улице. Я помню потолок июньский В масонской ложе на Морской, В старинный гроб, немного узкий, Я бросился вниз головой. Вход в Соломонов храм был рядом — Между колонок "В" и "J", Но все кончалося попойкой И грубым словом "абраксас". ЗАКАТ НА VERTS GALANTS[12] Пропела птица — Будто повернула Три раза ключ. И Солнце выдохнуло и вдохнуло Последний луч. Затихла птица — Будто повернула Уключину на сломанном весле. На Verts Galants, в закате это было, Где медленно сгорал Жак де Моле. А Солнце все равно утонет в Сене, И не сказала я ему — постой! И не просила. Я вдруг стала просто Живою устрицей, лимонной пустотой. ВРЕМЯПРОВОЖДЕНЬЕ #4 (За границей) Вдруг брошу книгу и бегу В ночную даль Искать проулочек глухой, Где удавился де Нерваль, Но нет его — на месте том Торговый дом… Но вот уж там, где жил Фламель, По стенке ногтем проведу, И в жизни, может быть, другой Дом алхимический найду, И в каждом граде образую Свои потайные места, Которые меня запомнят, Запомнят на свое всегда. Я если даже там не буду, Они запомнят все равно, Как помнят легкий ветер странный, Провеявший давным-давно. И если даже в Антарктиде Я окажусь, я там найду В порезах и ушибах льдину И взглядом нежно обведу. И так разбросаны повсюду Владенья легкие мои — Гора под Кельном, храм в Белграде И по лицу всея земли. Под Лугой — лужа, в Амстердаме Мой голубь под мостом гулит. Он мой солдат и соглядатай На родинке моей земли. Да-да-да-да! Я император Клочков, разбросанных вдали. ГОСТИНИЦА НА СКРЕЩЕННЫХ ШОССЕ В отравленном предсердии Европы, В гостинице на скрещенных шоссе Я, будто Шива, руки простирала, Тряся машинами на жутком колесе. Они скользили вдаль и разбивались. Они, взрываясь, рассыпались в искры. Траву, засохшую уже в начале лета, Подкармливала я дешевым виски. Неба надо мной шуршал Шарманочный затертый вал, А смерть все это время развлекалась Не с тем, кто ее звал и заклинал. Она взглянула мне в окно, — не щурясь Я отвечала золотым глазам. Ее стилет свистел и, занедужась, Лишь воздух возле тела щекотал. " Синенький цветочек " Синенький цветочек На горе Сион, Повторяя "Отче", Рвется в небосклон. Крохотный, лазурный, К небу не дойдешь, Как наступит осень — На землю падешь. "Следущей весною Я пробьюсь повыше Всею синевою, И Господь услышит". Вот земля горшечника, Что купил предатель, Здесь тоски нечистой Небольшой загон. Тени тут, как ночью, Бродят, не любя. Синенький цветочек, Не сомну тебя! Как мне было б жутко Раздавить его, Он глядит так кротко В пятку синевой. Закрывая очи, Видит странный сон, Будто он — цветочек, Сын горы Сион. " Мне моя отдельность надоела. " Мне моя отдельность надоела. Раствориться б шипучей таблеткой в воде! Бросить нелепо-двуногое тело, Быть везде и нигде, Всем и никем — а не одной из этих, Похожих на корешки мандрагор, И не лететь, тормозя, как дети Ногой, с невысоких гор. Не смотреть из костяного шара в зеленые щели, Не любиться с воздухом через ноздрю, Не крутиться на огненной карусели: То закатом в затылок, то мордой в зарю. вернуться Verts Galants — остроконечный островок на Сене, под Новым мостом, устремленный на запад, навстречу другим кораблям. |