" Все три мои макушки смотрят вверх, " Все три мои макушки смотрят вверх, Трехглазье кроткое главу венчает, И острые небесные лучи В них кто-то медленно вращает. Они как три колодца, и водой Вдруг заплывают до краев мятежной, И если ведра опускают в них — То очень осторожно, очень нежно. СКАЗАНИЕ ОБ АФОНЕ[29] 1 Нет, не древний злой титан Афон, А комаринский Афоня-мужик В море греческом горой полулежит. Он бежал, летел, раздувал бока, Чуть гора — толкнет, море — выплещет, Вдруг сопрел, сомлел, прямо в воду — плюх… Вот теперь лежит и храпит века. Распростерла над ним воздух Матерь Божья. Борода его замшела, задеревьилась, В ней аскеты дикие живут, Слезы льются из открытых глаз — В море реки чистые текут. Виноградьем весь повит, Ветром вскопан, морем омыт. Он каштаном, лавром весь порос, На боках монахи кавуны растят, В уши самые благовестят И ладаном курят в широкий нос. До Суда лежат в нем, как в гробу. В вышине церквушечка стоит на лбу, Всё в ней тихо — только облака В ней кадят туманом иногда. Только раз в году старик седой взойдет, Службу честно отстоит в холоде высот. 2 А Мужик во сне тихонько воздыхает, О себе высоко понимает. Освятился весь он так, что мнит — Мол, бельмо на глазе — Море Мертвое, Из него в главе струится Иордан В правую глазницу — Галилейскую. Хоть и шепчет он псалмы всю ночь Языком похмельным и сухим, Но не думает, что рот — Ерусалим. Темной ночью на Афоне Била к Всенощной зовут, Старцы встанут и с поклоном Свечи тихие зажгут. В долгой воинской, на смерть-на жизнь молитве, Всё во тьме и пении потонет, Только разве море тихо взрыкнет Да мужик под скалами застонет. Когда-то он смердел, когда-то он чесался, Но все нечистое умчалось нынче вон, Трезвел Мужик, светлел и — оказался Пречистый старец — Свет-Афон. 3. Ночное посещение Глубокая ночь и глубокое море Сошлись у Афонской святой земли, Луна проблеснула, орлянкой мелькнула, Монахи, понурясь, на колокол шли. Простым украшеньем для ризы полночной Свечи сияли, звезда, маяки, Тихо качаясь на бездне, беспечно С фонариком круглым поют рыбаки. Кротко и рыба плескалась, не зная, Что ей готовит будущий день — То ли потоки светлые рая, Если лазурная выбросит сень, Там и душа моя в шелке витала, Смея в виденье ступить на Афон, Перед глазами монаха порхала, Думал он: то мотылек или сон? " Ты меня держишь в пазухах, " Ты меня держишь в пазухах, Город, таишь в углах, Будто сверчка запечного В складках своих и узлах, В саже печей угасших, В углях сгоревших дров, В ютах домов доходных, В крошках для воробьев. Ты же мной и заплатишь, Выгонишь из дверей — Как воробьев не хватит, Мелкой монеты твоей. " Когда лечу над темною водой " Когда лечу над темною водой И проношусь над черными лесами, Нет у меня в карманах ничего — Табак вразмешку с русскими стихами. Когда же ангел душу понесет, Ее обняв в тумане — и во пламя, Нет тела у меня и нету слез, А только торба в сердце со стихами. Но прежде, чем влететь в распахнутый огонь: Не жги — молю — оставь мне эту малость, И ангел говорит: оставь ее, не тронь, Она вся светлым ядом напиталась. " Едва схватился лед в пруду — " Едва схватился лед в пруду — Две льдинки, подскользнув друг к другу, зазвенели — Так высоко, петлисто и надмирно, Как будто лед — материя в пределе. Как будто скифского жреца По льду метнули ожерелье, А он, очнувшись после жизни птицей, Пытался засвистать и их поймать с похмелья. Трава лизнула зимний злой топор, И посмотрела я на темный лед — Прозрачная рука в него стучала, Напрасно колотя в метровый свод. Кружились дети на коньках и не слыхали, Звенели льдинки — улю-лю, Собаки, заскользив, друг с другом танцевали, И снег всем говорил: ты спи, а я уж сплю. вернуться Легендарный титан, погребенный под Св. Горой. |
