ГОЛОСА В ПУСТЫНЕ (По мотивам Агады) Миракль о смерти 1 Сорок лет бродили евреи в пустыне. Каждый год в Страшную Ночь они ложились в гробы. Наутро одиннадцать тысяч из народа уже не дышали. Так продолжалось до тех пор, пока не умерли все, кто вырос в рабстве. В Ночь покаяния и слез Народ ложился в гроб, Юродивая ночь смолой, Слюной стекала в лоб. И каждый в ямине своей Лежал как бы в чужой, Но Ангел Смерти различал, Кого забрать с собой. Что это там вверху горчит? Мелькнула хищно тень — Взглянул — и мимо — не ко мне Злоангел Самаэль. Но рядом в темноте возня: Подручные его Рвут чью-то душу из ребра, Как будто зуб больной. И каждый год в рассветный час Лежат белей бумаги Пятнадцать тысяч тех из нас, В ком не было отваги, В ком находила ночь провал, Чей тут же ломится висок От топота бесовских ног, Чье имя ангел вырывал Как вянущий цветок, Чтоб утром лился на него Сухим дождем песок. 2. ПОСОХ — Чьим был этот посох? — Адама. Кто принес его в Египет? — Иосиф. Кому он достался? — Священнику Иофору. Но ему он был не нужен. — Что же он с ним сделал? — Посадил как древо, чтобы посох зрел и ждал. Священник посох посадил, Как дерево простое, В своем саду. Он утром с лейкою пришел, Но посох был уж окружен Невидимой рукою. Она его толкает в грудь И говорит: не подходи! Придет когда-нибудь Чужой и грубый человек Искать приют у вас, Рог у него на голове И страшный луч меж глаз. Вы не узнали бы его, Не снимет он со лба чалму, Его узнает посох сам, Когда прошепчет из глубин Адам Посоху своему. Зачем он рос? Ему не цвесть, Он тайно образует меч, Он может змеем стать, Может хребет рассечь. Есть Имя — но знаешь ли — шум и звон, Оно непостижно уму. Вот он вскочил и навстречу скакнул К хозяину своему. 3 Всегда над скинией висяща, Смотрите, туча понеслась. Господь наш убегает от нас! Скорее гоните волов и овец, Шатры и детей — постой, Элохим! — И дом Его грозный Рванулся за Ним. Верблюды ревут, звенят топоры, Торопятся жены, рыдая, Охотник-народ по следу бежит, К земле припадая. Как будто толпы муравьев Бегут за ветошкой косматой — Тысяченожками народ Ползет за тучею чреватой. Не покидай — мы тень и сон, Твой алфавит — останься с нами! Отец, в песках не бросишь нас Одних под страшными лучами? Не улетай! Не оставляй! Ага! Оно остановилось! Как облако держать зубами, Как тучу нам сковать цепями, Как приклеить навеки милость? 4. СМЕРТЬ МОИСЕЯ
Воззвал Господь к Моисею: Пришел час твой. Моисей: Я не готов еще, Господи, сжалься! Господь: Время твое прошло. Моисей: Не хочу. Господь: Не станешь же ты, как некая жадная женщина, за тьмою времен, кричать в последний миг — минуточку, одну только минуточку! Жизнь твоя совершилась. Ты из соломенной корзины, Из мрака нильских вод, Из их стремнины, Из праха, тины Возвел меня на трепетный Синай. Я видел вживе куст неопалимый И гору в молниях, Столп огненный и млечный, И твой народ, проклятый и любимый, Извел усилием и мышцею сердечной Вослед Тебе Твоею силой. И, поработав Тебе много, Теперь прошу я так немного — О скарбе дней, о горстке дней. Так в теле дух укоренился, Они слились, срослися грубо, Они чисты. О дай в пустыне Я поживу тугою жизнью дуба. А хочешь — сделай меня птицей В садах земли обетованной, Моя брада седая вьется, Я щебечу тебе: осанна! Крыло, крыло во мне пробьется! Пускай я стал бы как змея Хранить ковчег Твой — я, безгрешный. Иль в смерть Ты выведешь меня, Как я евреев из кромешной? Но больше не хотел его слушать Господь и отвернулся от него, и поставил другого учительствовать, а переменчивый народ сбегался слушать другого. Горько стало Моисею, разодрал он одежды свои и воскликнул: Лучше уж сто смертей, чем мгновение зависти, чем взыскание чужого! Я готов. Но когда слетел Самаэль за душою его, жизнь опять взыграла в Моисее, загорелось сердце — жизнь моя, не оставляй меня! Сдернул повязку со лба и поразил Ангела Смерти лучом, сияющим в межглазьи и, обожженный, улетел Ангел, жалуясь. Но не оставил Господь мысли своей о Моисее. Воззвал Моисей к Небу и Земле: Умолите за меня Господа. — Мы сами смертны, — отвечали они. Просил он Луну и Солнце, те закатили очи свои и просили за него, но потом вернулись к Моисею: Как бы и нам не погибнуть. И мы пройдем. Луна, помутнев, добавила: Когда я красна — на мне черные пятна, рот мой обметался, глаза подведены. Когда я зелена — на мне синие извивы, когда желта — белые наползи точат мое тело. Я заржавела, ржа сыплется с меня на землю, если дует ветер. И слетели тогда к Моисею архангелы, и Господь был за ними. И сказали: Скрести руки, ляг и вздохни в последний раз. Но вскричала душа его: я хочу дышать, я хочу пить, ходить этими ногами и смотреть в эти глаза. Я хочу откликаться на это имя — Моисей. Я жажду. Не оставлю любимого моего. Много пострадали мы друг от друга — как нам разлучиться? Не слушал больше души своей Моисей, не слушал больше и тела. Он лег и вздохнул в последний раз. Господь: Моисей, восстань дочь моя! |
