8. Родители Долго пытали Папоротника цвет, Он им открылся, Где зарыт секрет. Они копали шахту И ящик обрели, Они в него нагнулись — Что там горит внутри. И вдруг закрылся ящик, Понесся страшный лифт, Ударился о землю Уже не на земле. Ни воздуха, ни света Не чувствуют глаза, А к ним уже несутся Крыла и голоса. — Мы, кажется, подохли — Ужели? Наконец! — Им в головы всадили Проволочный венец. СЛЕПАЯ ВЕСНА 1. Замурованное окно Поздняя осень вроде бы, Только свет иной — Сквозит весной. Красный дом. Окно замуровано — Внутри стена стеной. Немного зерен зябнущей весны — Слезоточивого, как память, газа, Чтоб я оплакала для каменной стены Потерю маленького глаза, Потерю точки зренья и угла, И тех, кто из него смотрели и истлели… Уж им не надо булочки моей Со сливками, отдам ее апрелю. Подскочит теплый ветер и лизнет, Быть может — и теням перепадет. 2 Бельма слепого в яркую синь Смотрят спокойно и строго, Шепчет он легкому ветру: аминь — Слово, которым человек отпускает Бога. Но Бог никогда не отпустит его, И нет у него прощального слова, Хоть Он никому не нужен здесь, Как сердце больного. Но если есть молитва вниз — Она слышна мне снова и снова. Отступи от меня! Кто вынес ее? Чтобы мне подкрепиться… плетень из "аминей". Захлопываю дверь пред лицом Живого. Слепотою прикроюсь от благости синей. 3. Брандмауэр в весенний день Брандмауэр в тисках лучей Сияет, корчится, трепещет. Мирьяд стесненных кирпичей В себя весенним светом плещет. Он весь как нервное лицо, Без глаз, без носа, безо рта, И, как немой слепоглухой, Он грязной кожей чует вечер. Бормочет, как клавиши перебегает, гаснет, И давит на других, и сам давим, Оранжевый кирпич, багровый, сладко-красный, Переплавляется в закатный дым. Капель стекает по лицу. Какое бедное оно! О если бы как третий глаз Вдруг пробуравилось окно. 4 Хлеба, золота, мрака Ни у кого не прошу. Звезда расплывается кляксой, Я воздухом темным дышу. — Призрак, а дышит, дышит, — Деревья о нас говорят, А полузабытые тени Не дышат и не молчат. А может, и дышат тонко, Как воробей и моллюск — Свеча (а не было ветра) Погасла от чьих-то уст. Небеса шелестели, скрипели, Вытек звездный зеленый глаз. Разве звезды там говорили О чем-нибудь, кроме нас? 5. Деревянная весна Какая древняя весна, Ее ресницы поседели, Ее брезгливые младенцы Лежат в колясках, изогнувшись. Она берет свой легкий посох, Постукивает им по пяткам И дышит, дышит в глубь затылка, В себя вдыхая тленный мозг. И ты становишься дриадой, Обломком корня и клюкой, Поводырем слепой старухи, Что любит дерево и кость. 6. Зевающий в подворотне Тот, кто долго, зевая, идет подворотней, Образует другую собой подворотню, И всегда тут приходит прохожий И не знает — в какую идти. Подмоченные подворотни, Друг в друге длясь и отражаясь, Ведут к фасадам лиловатым И к зданьям цвета платьев школьных. Когда из первой переходишь В другую — что стоит напротив — Как будто в зеркало идешь, Но только там тебя не видно. Пока не выйдешь, наконец, К светло-гниющему каналу, Вниз по которому к Заливу Плывут, подернутые рябью, Глазницы верхних этажей. Тот, кто из окон этих смотрит, Быть может, на сырое небо — Не знает, что на звезды смотрит Из-под воды, из-под волны. Мы все когда-нибудь скользили В небесных штольнях вод подземных И даже там припоминали Сквозняк далеких подворотен. 7 Как будто листья щелкают и свищут — Не видно птиц. Напрасно их весна, взрослея, ищет В садах столиц. Не человек, а небо радо — Что вот весна, Она стекла в подпочву сада, Отныне нет ни снов, ни сна. И легкий низкий дым фабричный На небе палевом размыт, И темным кружевом приклеен Ко облакам невзрачный храм. Мне кажется, что если б кто-то (Да, тот таинственный, кто мог) Ступил бы на воду канала, Прошел бы легче, чем бывало, — она Окаменела б от стыда — За то, что так мутна, убога (Удел она была не Бога), Не трогает ее весло. |
