6 Глядя на белый порох, Засыпавший наши дворы, Думаю — бедному солнцу Не вылезть из этой дыры, В которую провалилось (И валится каждый год), Белая морда солнца В обмороке плывет, И щурится — неохота Ему возвращаться назад. Оно как ведро световое Расплескалось, спускаясь в ад. 7. Рождество на чужбине Глинтвейн не согреет. Холодны чужие дома. На базаре рождественском Ходит, бродит, гуляет Белая тьма. Ходят бабы, как солдаты — Толчея такая! Кто-то крикнул: «Тату, тату Я тоби шукаю!» Чем толпа чужее, Чем темней ее речь — Её оклики-всклики, Тем блаженнней Твое одиночество. Чужие люди, они как вол, Осел и телец в дверях. Радуйся! Ты одинок, как Бог. Не на кресте, А в яслях. 8. Эпилог О тёмной и глупой, бессмертной любви На русском, на звёздном, на смертном, на кровном Скажу, и тотчас зазвенят позвонки Дурацким бубенчиком в муке любовной К себе и к Другому, К кому — всё равно — Томится и зреет, как первое в жизни желанье, И если взрастить на горчичное только зерно — Как раненый лев, упадет пред тобой мирозданье. II " Когда с наклонной высоты " Когда с наклонной высоты Скользит мерцая ночь, Шепни, ужели видишь ты Свою смешную дочь? Она на ветер кинет все, Что дарит ей судьба, И волосы ее белы, Она дика, груба. Она и нищим подает И нищий ей подаст, И в небе скошенном и злом Все ищет кроткий взгляд. Еще один спиритический сеанс Вызывали царевича Дмитрия, Так называемого Самозванца. Спрашивали — чей он сын. Он ответил — «мое личное дело». Ему возразили — «нет, не личное, нет!» Тогда он честно и просто признался: «Не знаю! — Я не сын и не сон, Я — салют в небосклон. Моим прахом стреляли в закат Прямо в низкое красное солнце. Мелким темным снежком, Детской горсткою конфетти Я на солнце упал И кричал — не свети! Не свети, люди злы! Но оно полыхнув Озлатило мой ум (Бестелесный мой ум) И тогда я простил. Но не сон и не сын, А лучом я прошелся косым По весёлой Руси И венец у нее попросил». Ангел-хранитель Мук моих зритель, Ангел-хранитель, Ты ведь устал. Сколько смятенья, Сколько сомненья, Слез наводненье — Ты их считал. Бедный мой, белый, Весь как в снегу, Ты мне поможешь. Тебе — не смогу. Скоро расстанемся. Бедный мой, что ж! Ты среди смертных За гробом пойдешь. " Тебе, Творец, Тебе, Тебе, " Тебе, Творец, Тебе, Тебе, Тебе, Земли вдовцу, Тебе — огню или воде, Птенцу или Отцу Ї С кем говорю я в длинном сне Шепчу или кричу: Не знаю, как другим, а мне Ї Сей мир не по плечу. Тебе, с кем мы всегда вдвоем, Разбившись и звеня, Скажу — укрой своим крылом, Укрой крылом меня Луна и даосский мудрец Во вдохновении пьяном Танцует в выси Луна. Пахнет она Несвежим бельем и тимьяном. Всё же нежна. В болотистом мелком пруду Болеет она чесоткой, Пахнет китайской водкой, Мучима будто в аду Смертью короткой. Из грязи быстро идет И вешается на ветке, Над пропастью вздернутой ветке, Как покаянья плод. Это была не Луна, Это был перевод Луны на грубый наш план, Из водопада миров Принес ее ураган. Две реплики в сторону смерти 1 Умирая, хочется отвернуться, Не присутствовать. Но неизбежно. Видишь Земли сырую промежность? Это Эреб, это выход в безбрежность. Надо только толкнуться. Из дупла тебя вверх толкнет, Ломаясь грубой корой, Привычно ветхая Смерть рыгнет, Плюнет седой дырой. 2 Я, Смерть, в тебя всё быстрей лечу. Я — камень из пращи, Всё ближе цель, всё дальше даль, Я вижу косички твои, прыщи, Но мне ничего не жаль. Ты стоишь как учительница пенья С поднятой рукой — но не страшно тленье, — Ужасна скорость к тебе движенья, Необоримость твоего притяженья, Если б могла в тебя врезаясь, Тебя, Смерть, убить собой — Как якобинец, напрасно прицелясь Отрезанной головой! |
