ПЕСНЯ ПТИЦЫ НА ДНЕ МОРСКОМ Мне нынче очень грустно, Мне грустно до зевоты — До утопанья в сон. Плавны водовороты, О, не противься морю, Луне, воде и горю, Кружась, я упадаю В заросший тиной склон, В замшелых колоколен Глухой немирный звон. Птица скользит под волнами, Гнет их с усильем крылами. Среди камней лощеных Ушные завитки Ракушек навощенных, И водоросль змеится, Тритон плывет над ними, С трудом крадется птица, Толкаясь в дно крылами, Не вить гнездо на камне, Не, рыбы, жить меж вами, А петь глубинам, глыбам В морской ночной содом Глухим придонным рыбам О звездах над прудом, О древней коже дуба И об огне свечном, И о пещных огнях, Негаснущих лампадках, О пыли мотыльков, Об их тревоге краткой, О выжженных костях. Птица скользит под водами, Гнет их с усильем крылами. Выест зрачок твой синяя соль, Боль тебе клюв грызет, Спой, вцепясь в костяное плечо, Утопленнику про юдоль, Где он зажигал свечу. Птица скользит под водами, Гнет их с усильем крылами. Поет, как с ветки на рассвете, О солнце и сиянье сада, Но вести о жаре и свете Прохладные не верят гады. Поверит сумрачный конек — Когда потонет в круглой шлюпке, В ореховой сухой скорлупке Пещерный тихий огонек — Тогда поверит морской конек. Стоит ли петь, где не слышит никто, Трель выводить на дне? С лодки свесясь, я жду тебя, Птица, взлетай в глубине. ПОХОД ЮРОДИВЫХ НА КИЕВ (Подлинное происшествие — см. Прыжова) 1. Вступление В зло-веселой Москве, у кладбища, в ограде собрались Юроды Христа ради. Порешили они покаяться — и отправиться ко святым костям, К пещерным мощам, что покоятся в граде Киевском. Кто помрет по дороге — Суждено уж так, А, глядишь, доползет Хоть какой дурак — Пусть попросит Бога О всех, о всех, И отпустится Даже смертный грех. Безъязыкий пусть, Пусть и хром, и сир, Он помолится За крещеный мир. Порешили они — и отправились. Одни уснули в кабаках, Другие — в темных лесах, третьи петляли, Вернулись домой, а иных — убили злые люди. 2. Марфа
Шла Марфушка, припевая, От трактира до трактира И, дорогу измеряя, По стопушке выпивала, Да и далее по тракту На одной ноге скакала. Вот Владимир позади, И Рязань прошла, И Калуга пролетела — Киева не видно. Хоть бы он из-за угла, Что ли, выскочил, Из-за леса синего Выпорхнул. — Поплыву-ка рекой, Водой лучше я, То болотом, то струей, То волокушею. Выменяла злат-платок На дощаночку-челнок, Парус ставила — лопух наискосок, И плыла рекою синею, Баламутя облака веслом Под корягой с тиною. За ней рыбы шли На хвостах, хвостах, На хвостатищах, Лодку мордами толкали до утра, Говорили: прыгай к нам, Мати будешь пескарям, Осетру — сестра. Пляшут с ней водовороты И поет вода, И никто ее не видел Боле никогда. 3. Лунный юрод В Киев ко святым мощам Юрод бредет с клюкою, Но что этот Киев такое И где он — не знает сам. Он разум на лучине сжег, Пепел скормил траве — Только в круглой его голове Тлеет еще уголек. Пред ним вся белая, в пыли, Луна бочонком катится, А утром его по лесу вели Бормочущие птицы. Однажды он Луну догнал И нечаянно внутрь ступил, Как будто там Киев небесный сиял, И с нею на небо взлетел. Несет он посох и суму, Кружится его житие, Я вижу его, как всмотрюся в Луну; Как белка он крутит ее. О как одичился Луницы лик С тех пор, как он в ней бежит, Ума сгоревшего уголек Личину ее темнит. 4. Матрена-предводительница Топ — могучая Матрена — Топ-топ — кряхтит, идет, Переваливаясь, бредет — Где же, где же великий Киев? Кругом одни леса. С пути свернула в лес дремучий, Лбом в дерево — а там — Стала грозовою тучей С выпушкою по краям. Стала, стала Божьим страхом, Налетит в дороге Прямо в душу черной тушей, Вынешь смертную рубаху — Вспомнишь и о Боге. |
