Стихи ХОМО МУСАГЕТ 14 МАЛЕНЬКИХ ПОЭМ Жанр "маленькой поэмы" не нов и не стар. Он забыт и нелегок. Вся "Форель разбивает лед" Кузмина написана в этом роде, как и многие вещи Хлебникова. В сущности, это вообще не "поэма". Но как назвать иначе? Скорей подошел бы какой-нибудь музыкальный термин. От собственно "поэмы" она отличается крайне прерывистым развитием фабулы. Сюжет обычной поэмы течет как река, маленькой — то скрывается под землей, то неожиданно низвергается с высот, то возвращается к истоку. При этом, часто и сам сюжет состоит из борьбы метафизических идей, видений, чувствований, прчудливо смешанных с мелкими происшествиями жизни. Контрапункт противоречий всегда находит гармоническое разрешение. В этом смысле, она — маленькая трагедия в миниатюре: в ней есть завязка, катарсис и апофеоз, монологи и хоры. В книге представлены "маленькие поэмы", первая из которых сочинена в 1974 году, а последняя — в 1996. За этот срок их темы, смыслы, словесная ткань и ритмы, естественно менялись, параллельно превращениям эпителия, мозга, сердца и астрального тела автора. ХОМО МУСАГЕТ (Зимние Музы) Vester, Camenae, vester… Horatius Я ваш, Музы, я ваш… Гораций Ветер шумит за стеклами, Вид на задний двор. Ветер подъемлет кругами, Носит во мне сор. Всякий вор В душу мне может пролезть, Подкупит И низкая лесть. Но поднимается жар И разгорается хор, Легких сандалий лепет, Босой разговор. Не тяните меня, Музы в хоровод, Я устала, я сотлела. Не во что ногою топнуть — Под ногами топлый плот. Я уже вам не десятый, И уже не мой черед. Пахнет льдом, вином и мятой, Травы горные в росе. Закружили в колесе. Музы кружатся, как бусы Разноцветные — пестрей! И одна из них как прорубь, А другая как Орфей. И одна из них как морфий, А другая как Морфей. И одна как сон тягучий, А другая — сноп огней. Не тяните меня, Музы, в хоровод — Уже год у нас не певчий, А глухой водоворот. Легче ветра, темней света И шумней травы. Ах, оставьте человека, Позовите Бога вы. Музы,! Девушки! Зима уж навалилась. Снег под кожею — где флейта, где тимпан? С вёрткою позёмкой вы впервой явились С углями в ладонях… или заблудились? Сгинули как Пан? Моряки-эгейцы на недвижном море Услыхали голос: Умер Пан! — Вздох слетел с вершины, солнце побелело, В мареве Олимп пропал. Только Музы живы, им Десятый нужен В разноцветный их и пьяный хоровод. С первою порошей, по ледку босая С черно-красным камнем Первая бредет. Вот выпал первый снег. Багровое вино В сугробы возливая, Чтобы почтить озябших Муз И дикие стихи На свечке сожигая, Я Смерти говорю: Пчелой в тебя вопьюсь. О как она бывает рада, Когда её встречают Не с отупелостью потухшей, Не с детским ужасом, И не бредут к теням унылой тенью — А как любовника: и с трепетом в очах, И сладострастьем нетерпенья. Камены бедные В снегу переминались — Все боги умерли, Они одне остались. Они и в смерть прелетают — Как захотят летят они, Горя вкруг древа мирового Как новогодние огни. Снега насыпьте в красный Стакан с тяжелым вином, Может быть, я забудусь Горько-утешным сном. Может быть, мне приснится Орфеева голова — Как она долго по морю Пророчила и плыла. Как её колотило Солью, и тьмой, и волной! Как она небо корила Черным своим языком И ослепляла звезды Бездонным пустым зрачком. Кажется мне — это лодка, Остроносая лодка была, И я в ней плыла матросом, Словесной икрой у весла. Пред нею летели боги — Дионис и Аполлон. Они летели обнявшись: Он в нас обоих влюблен. С тех пор, как я прикоснулась К разодранному рту, Я падаю тяжким камнем В соленую пустоту. С тех пор, как я посмотрела Глазами в глаза Голове, Я стала выродком, нищим, Слепою, сестрой сове. Вмешайте в вино мне снегу, Насыпьте в череп льду, Счастье не в томной неге — В исступленно-строгом бреду. О снег, ты идешь все мимо, Белизною не осеня. Кружатся девять незримых В снегопадных столбах звеня. Мохнато-белых пчел, Под фонарем скользящих, Я отличу легко От хладных настоящих. У этих из-под белизны Косится темный глаз блестящий И жальца острые ресниц Нацелены на предстоящих. Замерзшие колют ресницы, Ледяные глядят глаза, Тебя оплетает хмельная Ледяная, в слезах, лоза. Музы, ужели вы только Пьющие душу зрачки? Девять звезд каменистых Кружась, ударяют в виски. Сидит, навзрыд икает… — Да вот я и смотрю. — Ударь её по спинке, Скорей, я говорю! — Ничто! Она икает Все громче и больней, Облей её водою И полегчает ей. — Смотри, глаза полезли И пена из ушей. — Да что же с ей такое? Иль умер кто у ней? Музы (замерзли!) — белые мухи [2]Вас завлекли сюда? — Мир оттеснил нас, глухая вода В Гиперборею. Долго скользили во тьме седой Над морем Белым, Видим — на льдине живой воробей Оледенелый Мы и согрели его собой, Синими языками Молний живых, и на свет голубой Дале рванулись. А он плывет там и поет На девяти языках, С синим огнем в ледяной голове, Невидимым в очах. Когда он повис на гребне, На клочке ломаемой льдины, Лопнуло накрест в подвалах Эреба Сердце седой Прозерпины. VIII Восхваление друг друга у Никольского собора Аркады желтые, в проплешинах, Никольского рынка Где делают с цветочками посуду Эмалированную — там в длинную флейту ветер Дует ночами. Там гулькает голубь, постовой свистнет, Да подпоясанные небрежно, босые, Как перипатетики бродят девы Глухой ночью. — Молний сноп на поясе у тебя, Эрато, Без тебя не сложится ни гимн, ни песня, Подойдешь ближе, глянешь — кровь быстрее В словах рванется. Ну а ты, Полигимния, не скромничай, дева, Взор певца устремляешь в небо, Без тебя он ползал бы по земле, извиваясь, Тварью дрожащей. — Без тебя, Мельпомена, без тебя, Клио… Так наперебой друг дружку хвалили И, танцуя, свивались в темнисто-светлый Венец терновый. Ах, кому нам девяти, бедным, Передать свою поющую силу, Ах, кого напоить водой кастальской, Оплести хмелем? У Никольской видят колокольни Притулился, согнувшись, нищий, Он во сне к небесам тянет руку, Стоя спит, горький. Тут они на него набежали — Закружили, зашептали, завертели. Замычал он, мучимый сладкой Пения болью. Ладонями захлопал в бока гулко И, восторгом переполненный тяжким, Взял и кинулся в неглубокий Канал Крюков. Вокруг Никольского собора Во вьюжном мчатся хороводе, Озябнув, будто виноваты, Цепочкой тянутся при входе. По очередности — пред Троеручицей Творят — в сторону — поклон короткий. Меж рук Иконы неземной Скользят отчетисто, как четки. — Все наши умерли давно. — Со свечками в руках мерцали, И сами по себе молебен Заупокойный заказали. вернуться Вертишейку, распятую в колесе, приносили в жертву Афродите вернуться У Гете есть стихотворение "Мусагеты". Ими он считает мух: и те, и другие, мол, являются летом. Здесь тоже мухи — мусагеты, но зимние "белые мухи". |
