О если б для табора малой обузой,

Завернутой в шаль, на телеге катить.

И самой грязной, самой толстопузой

И вороватой я б хотела быть.

На угли похожи косматые братья —

Вчера из темного огня.

Еще доатлантидиным заклятьям,

Грудную, бабка, выучи меня.

На младенческой шее монистом

Из медяшек гордо бряцать,

Петь с рождения тихо с присвистом,

Чтобы темный народ потешать.

После праздника — как христиане

Принесли своим мертвым поесть —

Яйца, корочку, водку в стакане —

Мне не стыдно в ограду залезть.

На Солнце сквозь заветный злат-малинов

Платок смотреть, пока не отберут,

Где птицы пестрые пропахли нафталином,

Но все равно на Солнце гнезда вьют.

И зовись я Земфирой иль Таней,

Чтобы мне никогда не взрослеть,

Я б старалась в вечернем тумане

От оспы лихой помереть.

Ну поплачут родные, конечно,

У них дети пригоршнями — медь,

Только звякнет кольцом поржавевшим

Таборный старый медведь.

И вернусь я тогда, о глухая земля,

В печку Африки, в синь Гималаев.

О, прощайте вы, долгие злые поля

С вашим зимним придушенным лаем.

Чолк с прищёлком.

Эй, ромале,

Свет с Луны катится,

И в моем зрачке зеленом

Он дрожит и злится.

Чай — трава отравная,

Чай — трава китайская,

Сухарь — душу не размочит,

Душу нехмельную,

Слетай, сокол,

Слетай в лавку,

Купи зеленую.

Злато-серебро покинь,

Возьми зеленую.

Ах, какое радость-счастье

Разлито повсюду,

Оно жжется, оно льется

Даже на Иуду.

И не видеть смертный грех

Счастия и в горе.

А не видишь — чтоб прозреть

Выпей зелен-море.

Надо скуку утопить

И тоску разбавя

Друзей-недругов простить

Можно не лукавя.

Муха, муха зажужжала,

Где ж, осенняя, твой стыд?

Вот гитара заиграет

И тебя перезвенит.

Эх, да пой ты! Разве дело

Взглядывать в тетрадку.

На душе повеселело —

В ней зажгли лампадку.

Эх, с прищелком чолк, ромале,

Слетай, сокол, в лавку.

По Луне, по мокрой — страх —

Дико хлещут ветки,

Будто баба в небесах

Парится на полке.

И зеленой ягодицей

В глазу хочет закружиться,

Золотом пятнает око —

Ах, как стала бы я птица —

Улетела б я далеко!

Это будет уже слишком —

Весь ты взбаламучен,

Я ли кошка, ты ли мышка,

Ты меня примучил.

Я тебя не завлекала —

Что мне за корысть?

Мне бы жить себе тихонько,

Пить да ногти грызть.

Нет ногтей у меня острых,

Цвета окон на закате,

Чтоб вцепиться в чье-то сердце

И надрезать — с меня хватит.

Я уже белее мела,

Чур-чура-чур, брысь,

Это- чёрта злое дело,

Ты перекрестись.

Мне б разрыв-травой разжиться

И напиться чорна сока,

Ах, как стала бы я птица

Улетела б я далеко.

Когда встретимся с тобой

В синей-синей бездне —

Занужу и запилю,

А потом к груди прижму,

Бо — мой ты болезный.

Там ты будешь мой сынок

Разнесчастный, бедный,

Пыль я смою с твоих ног,

Гребенкою медной

Расчешу тебя, разглажу,

Завию и припомажу.

Еще падут к нам светлые денечки,

Синий снег, легонький, мукомельный,

Расцветут в мороз на бревнах почки

И не зря ношу я крест нательный.

Умереть — что почесать в затылке,

Светлое Оно — пускай случится,

Мой удел — лежать письмом в бутылке,

Буквами лазурными лучиться.

Покормлю злаченых рыбок,

Ущипну гитару за бок,

А то день, как жизнь, проходит

В топаньи усталом тапок.

Желтой розы третьедневной

Сладкосиний запах,

И ее измяло тленье

Своей грубой лапой.

Мне смотать бы жизни нить

К самому началу,

И уж снова раскрутить

Я б не разрешала.

Я свернулась бы, свилась

Снова в тот клубочек.

Я б обратно вродилась,

Закатилась в точку.

Ах, хотя б безумья жаром

Памяти сжечь свиток!

Ты подвой, подвой, гитара,

За меня вздохни ты.

Глаза намокли изнутри,

Наружу слезы просятся,

Душа до утренней зари

Изноется, износится.

Я холодна, душа пуста,

Карают так нелюбящих,

И тела шелковый кафтан

Переветшает в рубище.