— Что знаю — скажу. И что не совсем уж секретная инфа. Устроит?

— Да.

— Пошли.

— К парикмахеру?

— Конечно.

— Ты хочешь поговорить с Кеноби, — без выражения сказал Вейдер. Он привёл Люка в его же каюту. Люка это гораздо больше устраивало, чем разговор на нейтральной или общей территории.

— Да.

— Объясни мне смысл этого действия.

— Он… — Люк задумался. — Он… С ним что-то не в порядке. Я не в плохом смысле. То есть, не в оскорбительном для него. С ним просто плохо. И ему от этого плохо.

— И что?

— Мы… связаны.

— Безусловно, — кивнул Вейдер. — И?

— Только я могу понять, что с ним происходит. Только передо мной он откроется. И только я…

— Сможешь ему помочь?

Фраза не была подобна пощёчине — пощёчиной и была.

— Да, мне ты уже помогал, — кивнул Вейдер физиономии Люка. Ни жалости, ни сочувствия — холод. — И если ты срочно не перестанешь быть дураком, твоя помощь откликнется на тебе. Кеноби перед тобой не откроется — опять солжёт. Он будет лгать до тех пор, пока его не начнут бить. Чем и занимается сейчас профессионал.

— Кто?

— Ты её не знаешь.

— Её?

— А что? Какие-то фобии относительно лиц женского пола?

— Тебе смешно…

— Перестань быть тряпкой. Тогда тобой не будут вытирать пол.

— Послушай, — Люк выпрямился. — Я не тряпка. Я просто другой, чем ты. Ты любую инаковость считаешь слабостью?

— Нет. Только слабость.

— И в чём проявляется моя?

— В том, что ты веришь во всеобщее примирение.

— Разве такого не может быть?

— Не может.

— Почему?

— Почему два претендента на одну женщину никак не могут воспылать благожелательностью друг к другу? Наверно, всё дело в конкуренции.

Люк взглянул на главкома. За маской Вейдера не было видно лица. Но у Скайуокера возникло ощущение, что отец смеётся.

— Мы с Ханом…

Короткий фырк. И хотя Люк ещё ничего не сказал, а отец ничего конструктивного не ответил, тема любви двоих к Лее показалась Люку донельзя глупой. Вместо этого он спросил:

— А почему ты считаешь, что Кеноби лжёт? Почему не предположить, что он сам верил в то, что говорил?

— Может, и верил, — отозвался Вейдер. — Я бы даже дал этой версии больше пятидесяти процентов. Он верил, что я — зло, которое надо уничтожить. Ну, — пояснил он, — Дарт Вейдер — зло.

— Тогда он не лгал.

— Лгал. Ложь страха. Ложь слабости. Ложь самой структуры жизни. Чтобы примириться с собой. Чтобы не сойти с ума. В существе есть изначальный костяк — личность, которая приходит в мир. И личность, которую мир наращивает на этих костях. Они иногда столь различны. И очень трудно признать, что жир на костях — твоя собственная слабость. Легче сказать: я сделал свой выбор. Я сделал свой трудный выбор, — Вейдер усмехнулся. — Когда-то был такой пацан, Бен Кеноби. Которого даже Храм не слишком сломал. А потом пацана поставили перед выбором: подчинись или тебя выбросят на помойку. Он подчинился. Наверно, быстро убедил себя, что всегда хотел быть таким, каким его хотели видеть. Джедаем. Только раньше не совсем понимал, что это такое. По детской глупости. А потом его учителем стал такой замечательный рыцарь. Человек. И мальчик Бен проникся, каким должен быть настоящий рыцарь…

— Ты о чём?

— О дерьме, — ответил Вейдер. — Большом, украшенном дерьме. С ароматизатором.

— Пап…

— Мам, — ответил Вейдер. — Вечный выбор. Подчинись — или умрёшь. Большинство считают, что надо сохранить себя в живых, потому что лучше сохранить часть, чем быть уничтоженным в целом. Часть что-то сможет. А труп не сможет ничего. Логично. Я не спорю.

— Но тогда в чём дело?

— В последствиях. Предашь себя — станет просто ломать других. И даже захочется это сделать. Я так выбрал — чем вы лучше? Полагаю, что где-то там, за толщей лет, сделал подобный выбор мальчик Куай. Куай-Гон Джинн, учитель Кеноби. После чего искренне стал преобразовывать прочих. Это внутриорденское дерьмо, Люк. Не знаю, насколько тебе это нужно. Пошло не от Куая, не от Йоды. Пошло с давних лет.

— Это ты так говоришь.

— Конечно.

— И это должно быть правдой?

— Для меня — вполне.

— А для меня?

— О, как ты заговорил. Так значит, всё-таки нет истины, одной на всех?

— Когда я такую чушь…

— Когда пришёл меня спасать, — взгляд из-за линз был однозначно весёлый. — Когда решил, что Дарт Вейдер должен умереть, потому что он неудобен тебе.

Люк хмуро задумался.

— Нет, — ответил он. — Ты опять будешь издеваться — но я действительно хотел помочь. Искренне. Я не хотел тебе зла.

— Знаю. Только я — зло и есть. Мне оно нужно. Меня убивает — добро, — отчётливый весёлый фырк. — То есть то, что ты мне нёс.

— Спасибо.

— Пожалуйста. То, в чём ты хотел мне помочь — и то, чего я хочу для себя — разные вещи. Вообще, если рассуждать, благо того, кто помогает, в девяноста девяти процентах не совпадёт с благом того, кому помогают. Большинство это не понимает. Потому столь часто и предлагает помощь, которая не нужна.

— Скажешь, помощь вообще не надо предлагать? — буркнул Люк.

— Будь добр, не своди к общим фразам. Помочь товарищу в бою, сбив с его хвоста вражеский истребитель — не вопрос. Или дать кредит в тот момент, когда тому нечего есть. Или прикрыть спину. Что-то явное и простое. Не ради души, ради выживания тела. А вот попытка вывернуть другому душу и настроить её на свой лад помощью не является. Это как раз противоположное. А именно — изнасилование. Посмотри на себя. Зачем тебе потребовался светлый Эни? Что тебе в нём? Хотя, тебе-то как раз в нём был толк. Добрый понятный папа. Твоя воплощённая мечта. А мне он зачем, Люк? Что мне делать с этим болваном, который мне не нужен? Греет душу папа на светлой стороне? Другой человек. В сущности, ты, Люк. Ты хотел увидеть самого себя, только взрослого. Смотришь вглубь. Видишь себя. То, что для тебя хорошо и верно. А для меня? Моя Империя, мой мир, мой учитель, мой император. И я, как состоявшаяся личность — именно при Империи. И именно ситх и дарксайдер. Все мои наработки. Всё, чем я горжусь. Всё, что я ценю в себе и вне себя — всё это сделано мной за последние тридцать лет. С момента, как я стал союзником императора. И особенно при Империи.

— Но я же об этом ничего не знал.

— Да. Но это оправдание было бы совершенно не важно, если б ты меня убил.

— Ты что?! Я даже не собирался!

— Лапу ты мне откромсал для профилактики или исследовательского интереса?

— Ты меня сам спровоцировал.

— А-га…

Люк смотрел на него.

— Всё началось с того, — вкрадчиво ответил Вейдер, — что я не бросился в твои объятия и не ушёл с тобой в леса Эндора. Всё прочее — лишь следствие.

— Не говори ерунды! Ты думаешь, что…

— А ты — что думаешь? Как ты себе это представлял? Не столь примитивно? Тогда как?

— Не знаю…

Теперь Вейдер смотрел на него — долго. Сквозь тёмные выпуклые линзы, за маской, скрывавшей лицо.

— Мне трудно, — вырвалось у Люка. — Я даже не могу посмотреть тебе в глаза.

— Благодари Кеноби. Представителя светлой стороны, о котором ты узнал, что именно он сделал меня инвалидом. И тем не менее, ты пошёл переводить меня на эту же самую светлую сторону. Логика, Люк? Где — логика?

— Но…

— Оби-Ван — лжец, но светлая сторона всё-таки рулит? — весело спросил Вейдер.

— А ты — убийца.

— А ещё я манипулятор, — с ещё большим весельем ответил главком. — Военный и политик. И дарксайдер, если под этим понимать стиль жизни.

— Пап… — Люк стал смеяться. — Ты ужасен.

— В этом и заключается коварство тёмной стороны. И её скромное обаяние.

— Так ты расскажешь?

— Что?

— Например, как ты стал союзником канцлера.

— Хм. Могу, — ответил Вейдер. — Тебе об этом хоть что-то говорили?

— Что ты предал своих друзей и соблазнился мощью тёмной стороны.

— Невероятно информативно.