— Не напрягайся сверх меры, — сказал Палпатин. — Лучше сравним наши ощущения.

— Навигатор с «Осуждающего», — произнесла Мара. — Артиллерист со «Мстителя». Техник со «Звезды».

— Да, — ответил император.

— Плохо, — отметила Мара.

— Ты думаешь?

Они вдвоём представляли сложный и органичный симбиоз. Он начал формироваться ещё в её детстве. С четырёх лет. Личность Палпатина вростала в личность ребёнка по мере его обучения. Когда Мара стала взрослой, симбиоз был закончен. Она не представляла себя без своего учителя. Без их связи. Вросло корнями внутри. Было всегда открытым каналом. Через него она черпала силу. Через него Сила учителя вливалась в неё. Трансформировалась, направлялась. Она обладала способностью преображать силу своего повелителя внутри себя. Рассеивать или, напротив, концентрировать. Придавать иную направленность. Делать с ней всё, что угодно. Без императора она была почти глухой. С ним она могла всё, что угодно. Ещё одной стороной такого симбиоза было распределение усилий. Мара брала на себя часть работы. Палпатину оставалась другая часть.

И качество тоже менялось. Они по отдельности и они вместе представляли собой совершенно иной ментальный организм. Менялись способности. Возникали нюансы.

Палпатин весьма ценил свою девочку за это. Изо всех, обученных им, она одна оказалась способна вступить с ним в такую сцепку. И в ней он не сомневался никогда. Продолжение его воли. Рука Императора.

Глава его тайной группы агентов. Таких же, как она, воспринимающих Силу. Но не столь крепко подчинённых ему.

Теперь они сидели на возвышении и, замкнутые друг на друге, занимались проверкой информации о находящихся в среде собравшихся агентов Альянса. Пользуясь тем, что всеобщее внимание было обращено на речь главнокомандующего.

Так было задумано. Операция, о которой информировал командный состав лорд Вейдер, была реальна. Но это была лишь одна из операций. И одна из других разворачивалась прямо здесь, в зале. Лорд Вейдер неторопливо и тяжеловесно говорил. Всё внимание было обращено на него. На руку двоим, которые из-за его спины прощупывали зал.

— Больше нет, — сказала Мара. — Поэтому считаю, что плохо. Мы уже знали о них.

— Да, — поджал губы Палпатин.

Плохо, но предсказуемо. Если бы он не обнаружил никого, это б его насторожило. Мягко сказать.

А теперь ему подсовывают то, что он хочет увидеть.

Маре не требовалось поворачиваться к своему учителю. Как не требовалось что-то ему говорить. Но сейчас она взглянула на него, ловя подтверждение своему ощущению.

Игра начата, не к месту проскользнуло в уме Палпатина. Кем из сторон?

Вейдер отвратительно спал в эту ночь. Отнюдь не из-за кошмаров.

Удушье и боль в дыхательной системе. Её короткая остановка не прошла даром. Механическая система восстановилась. Но его лёгкие, которые могли воспалиться всего лишь от того, что внутрь попадал миллиграмм пыли, от слишком большого холода или жары, отреагировали на отсутствие кислорода и последующие перебои в механизме его подачи. Ночью. Он проснулся от ощущения, что задыхается, горит и умирает. И воздух с клёкотом вырывается из не принимающих его искалеченных мешочков плоти.

И там скапливалась всякая дрянь. А система вывода её из лёгких не могла справиться с этой дрянью.

Он не испугался. Ощущение было обычным. Оно настигало его регулярно два-три раза в год. И всегда не вовремя. К этому он тоже привык.

Пришлось вставать. Вызывать квалифицированную команду дроидов. Задействовать всё медицинское оборудование.

Приступ удалось погасить где-то к началу шестого. Потом был короткий сумрачный сон. Задыхался он всё равно. Приступ был снят, но лёгкие болели. Жгли изнутри. Вдуваемый воздух скрёбся о них, как наждак. Это было глубоко неприятно. Но терпимо. Это должно было пройти через пару дней. Пока всё, что можно было с этим сделать — жить.

Этим объяснялась его чрезмерно медлительная речь. Даже на руку. Лучше поймут и услышат. Сосредотачиваться на словах ему не было нужды. Он мог говорить, не думая. Всё было продумано вперёд. Выучено наизусть. И главное, эта тема была ему хорошо знакома.

Не мешала думать. Не мешала вспоминать. Если б не удушье — ему бы снились странные сны. Это он знал точно. Сны-предупреждения, сны-опасность. Откуда-то изнутри.

Иногда его нездоровье шло только на пользу его мыслительным способностям.

И это следовало обдумать.

Вместе с императором.

— Что ты об этом думаешь, мой мягонький?

Это обращение высокой рыжеволосой женщины было адресовано не маленькому домашнему зверьку. Тот, кого она так назвала, был размером со взрослого ботана, и им и являлся. Он сидел перед ней, небрежно развалясь в кресле. Поза готового к бою хищника, который ради исключения решил притвориться, что греется на солнышке. Пышная, плотной укладки шерсть кремового цвета. Глаза, которые напоминали Мон Мотме моря её родины в самую лучшую погоду. Фиолетовый кристалл чистой воды с узкими полосками зрачков посередине.

В каюте было слишком много света.

Ботан небрежно поигрывал хрупким инфокристаллом. Мягкие лапки-коготки не выронили бы его ни в коем случае. И не повредили. Мон Мотма была совершенно спокойна на этот счёт.

Борск Фей'лиа приехал около десяти минут назад по стандартному времени. Отмахнулся от ритуальных предложений помыться, поесть, освежиться, отдохнуть с дороги, и сразу проследовал в каюту. Куда две минуты назад вошла и Мон Мотма.

Телохранителей сюда не пускали. Двое слишком доверяли друг другу и не доверяли другим.

Она стояла, он сидел. Она была в традиционном белом, он, пренебрегая обычаями знати своей родины, которые предпочитали пышную одежду, в чём-то немарком и тёмном. Она с гладкой бледной кожей, он в плотно прижатой шерсти. Она человек, он ботан. Тем не менее, эти двое были не контрастом, а идеальным дополнением друг друга. Их пара как сложилась, так не разрывалась никогда.

Она была официальной главой Альянса. Он — неофициальным.

Борск отмерянным движением отослал инфокристалл на середину стола.

— Наши знакомые незнакомцы, моя рыжеволосая любовь, — ответил он, — представляются мне существами ранга господина Палпатина. А мне это не нравится.

— Мне тоже, — согласно кивнула Мотма.

— Слишком много тайн, — пояснил Борск. — Слишком много информации. Слишком много заявлений о том, что их единственная цель — устранить двух ситхов. Слишком личная вражда. Это наталкивает меня на мысль, — он презрительно чихнул и пригладил усы, — что мы имеем дело с группой невыявленных одарённых. Если это так, мы — потенциальные пешки в их игре. Так было всегда, — снова раздался его презрительный фырк-чих. — С начала существования галактики форсьюзеры никак не могли поделить в ней место. Джедаи убивали ситхов, ситхи уничтожали джедаев… В своей борьбе они использовали политические группы, доверчивых идиотов и прямой шантаж власть имущих. Поскольку у наших знакомых незнакомцев враг — два ситха, осмелюсь предположить, что это кто-то из недорубленных джедаев. Надеюсь, моя рыжеволосая госпожа, вам не надо освежать память вашей молодости и говорить, что нынешние легенды про джедаев отдают детскими сказками и нашей собственной пропагандой?

— Да, — ответила Мотма и поморщилась. — Веришь ли, пушистик, я тогда была почти благодарна Палпатину и его выученику. Штурм джедаями Сенатского комплекса мог быть ужасен.

В ответ раздалось фырчание. Борск таким образом выражал одновременно презрение и веселье. Зрачки его, недавно суженые в две полоски, теперь растеклись округлыми ромбиками и пульсировали, выдавая настроение.

— И сейчас будет не лучше, — фырчание плавно перетекло в слова. — Я не склонен верить людям, которые уверяют, будто после смерти врага будут полностью удовлетворены и навсегда исчезнут с политического горизонта. Вы станете главой Республики, и мы не будем вам мешать! — фырк перерос в агрессивную вибрацию в горле, предшествующую рыку. — Кому они сказки рассказывают? Если они существа ранга Палпатина, что им мешает после его смерти захватить власть и править галактикой? Или набиться к тебе в советники, моя рыжеволосая ведьма?