Надо торопиться.

Город только на первый взгляд мог показаться Корускантом. И лишь тем, что также состоял из высоких, ажурных, прорезающих пространство конструкций. Конструкции уходили в небо и стояли в нём. Серебристое и синее. Белый и золотистый. Башни, парящие в…

Синий кристалл бытия.

Переплетение лучей, подобно тому, какое возникает в драгоценном камне, образовывало световой кокон… зал Совета?

Хмурый высокий человек стоял там и смотрел в аналог паутинного окна. Стоял долго и неподвижно, возможно, очень долго, забыв о времени, которого не было.

Вдруг резко дёрнулся и отскочил. За его спиной возник вихрь. А из вихря возник рыцарь — и рука темнокожего магистра опустила зажженный меч.

— Куай, — сказал он. — Ты сбрендил.

— Привет, — буркнул тот. — Как мало ты изменился после смерти.

— Ты тоже…

Меч погас.

Нет, клинок не был лазером, а именно тем, что в обычном мире являлось эвфемизмом: луч чистой энергии.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Куай, стряхивая со своего плаща травинки, а с сапог — комочки грязи и прочую гадость. — Ты зациклен на зале Совета и создал здесь аналог? А где остальные?

— Создали аналог в другом месте, — угрюмо сказал Мейс.

— Ты не рад меня видеть?

— Я не видел тебя очень давно.

— Конкретный ответ.

— Очень. Я так давно с тобой не сталкивался, что не знаю, как относиться к тебе.

— Ну хорошо, пока ты разбираешься в своих сложных чувствах, объясни мне параллельно — что это такое? — он показал на лже-Корускант.

— Мир.

— Да? Здесь, кроме тебя, есть кто-то?

— Зачем ты пришёл?

— Ревность, — усмехнулся Куай, — великолепное чувство. Только очень мешает жить.

— Согласен. Ну и что?

— Я долго тебя искал.

— Я не подозревал о глубине твоей привязанности.

— Ты не понял, — жёстко сказал Куай. — Я долго искал тебя, потому что тебя не было нигде. Во всех местах скопления наших. Знаешь, сколько я их перебрал? Я узнал, что ты удалился, гм, в уединение.

— Ну, удалился.

— Ты один из самых сильных, Мейс. Ты нам нужен.

— Я отбыл своё магистром Ордена. Хватит.

— Ты до сих ревнуешь ко мне?

— Было немного обидно, — ответил Мейс, — оказаться немного формальным главой Ордена. Немного исполнителем… Всё-таки мне казалось, что я самостоятелен в своих решениях.

— Тобой руководил магистр Йода. Он старше и опытней. А ты взрослый человек. Обижаться в твоём возрасте…

— Манипулятор-враг бьёт не так больно.

— Бедненький. Ты сам использовал прочих джедаев. И посылал их порой на смерть по причине, известной только тебе. Ты идеальный исполнитель, Мейс. Хороший воин. Но интриги и сложные комбинации — не для тебя. У тебя другие таланты. И каждый в Ордене делал то, к чему был приспособлен лучше. Ты слишком прям. Слишком. А твоя детская обида в мире великой Силы — смешна. Удалился в затвор. Создал мир — или нашёл — и медитирует на свою обиду. Хватит, пошли. Ты нам нужен.

Мейс странно смотрел на него.

— Грубая работа, хочешь сказать? — усмехнулся Куай. — Я с тобой не работаю. Это с чужаками я выбираю интонацию, давлю на слабые места, затрагиваю желания, интересы, гордость. Это с чужаками я не позволяю себе ни резкости, ни прямоты. Напротив: посочувствовать, дать понять, что рассчитываешь, попросить, подвести к мысли и действию — мягко, аккуратно. А с тобой, сотоварищ, я не буду ни лгать, ни играть. Пошли. У нас серьёзная опасность.

— Ты хоть скажи, какая.

Морда Мейса, как всегда, была непроницаема. И взгляд — тоже. Вот это было проблемой: взгляд. Обычно живые существа могут сохранить бесстрастное выражение лица. А у некоторых видов это вообще мимическая особенность вида. Но глаза… через них входит наибольшее количество информации, через них же выходит. По крайней мере, для людей. А у Мейса взгляд был — как стекло. Как зеркало, в котором отражался лишь собеседник.

Хуже. Воин Мейс хорошо усвоил уроки бесстрастия. Именно потому, что оно ему плохо давалось. Усвоил, вбил, сделал второй личиной. А когда понял, что полностью бесстрастным быть не может — помог волей. Сильнейшая воля без примеси эмоций — упругим барьером вставала из глаз. За барьер пробиться не мог никто.

— Ситхи отрезали себя от Силы. И часть мира вместе с собой.

— Ну и что?

Куай на секунду растерялся. Он ожидал любого — но полное равнодушие стояло там на последнем месте.

— Тот мир может погибнуть.

— А мне накласть. Я там не живу.

— Мейс. Его гибель может создать воронку, чёрную дыру, прореху — здесь. Что-то вроде глобальной природной катастрофы.

— Какой ужас.

— Мейс. Ау.

— Уа. Я не понимаю, что ты так дёргаешься. Ну, будет катастрофа. И что?

— Тебе всё равно?

— Нет, не очень. Мне будет интересно. Наверно.

Куай смотрел на него.

— Что с тобой? — спросил он спокойно.

— Ничего. Просто я переруководился. Перепереживался за судьбу галактики. За судьбу Ордена. Меня уже стало тошнить от бумажек, инструкций, руководств, совещаний, миссий, интриг, сложных планов по захвату власти. Я воевать хотел, а этого мне мало дали.

— Ты сражался с Палпатином.

— Да, — ответил Мейс, и на его лице впервые вместо чугунного бесстрастия проступила удовлетворённая усмешка. — Я сражался с Палпатином. Один на один, — он снова улыбнулся.

— Замечательно, — сухо сказал Куай. — Я очень за тебя рад. Если учесть, что он положил вас, как малых детей… Сколько вас было? Четыре?

— Да, — Мейс продолжал улыбаться. — Арестовывать новоявленного императора мы пришли вчетвером. Именем республики…

— Ты перемедитировался, — оценил Куай интонацию Мейса.

— Нет эмоций — есть покой, — ответил Мейс.

— Спасибо, я помню.

— Пожалуйста.

— Ты можешь объяснить мне свою улыбку?

— Она так непривычна на моём вечно тупом лице? — ухмыльнулся Мейс.

— Она что-то обозначает. Что-то, связанное с арестом Палпатина. Что-то, что я не знаю.

— Оперативник Куай не знает, что сделал администратор Мейс. Ужас. Вообще-то ты знаешь. Палпатин зарубил троих, а потом выбросил в окошко — меня. В промежутке между этим мы неплохо порубились.

— Я знаю, — сдержано сказал Куай.

— Видишь, как всё просто.

— Мейс.

— Что?

— Что ты не договариваешь?

— Умный мальчик Куай оказался на месте, куда он обычно ставил прочих — и ему не понравилось?

— Ну у тебя и комплекс.

— Ага. У тебя всегда был здорово подвешен язык. И умом ты блистал. Именно блистал. Найти ответ, решение, спланировать операцию, комбинацию, интригу, а в промежутках между работой профонтанировать избытком сил и ума, небрежно высмеять всё и вся, а если высмеянный попытается что-то вякнуть — тут же положить его с закрытыми глазами. Весело, добродушно, при всех. Никто не сравним был с тобой в остроте и живости языка. И даже не пытался.

— Восхитительно. В мире Великой Силы ты решил вспомнить всё. Я в пять лет у тебя косичку не срезал? Или года в три — подножку не ставил? Бутылочку отбирал? Мейс. Ты стал главой Совета, а я — бродягой…

Мейс смотрел на него и усмехался.

— Что?

— Ничего. Я вспоминаю детские обиды.

— Да сколько угодно.

— …только я опять стал нужен? Старый воин Мейс? Когда надо драться и управлять, а не болтать языком? Я всегда думал — трудно… А вот управленец из меня получился вполне неплохой, — Мейс будто забыл о существовании Куая. Сейчас он думал и говорил — самому себе. — Сидел, сметы составлял, о бюджете лаялся, всех распределял, продовольствие, миссии, учёба, расселение, координация. Нормально выходило. Правда, повоевал я лет до тридцати пяти. Потом пошёл в администраторы. Всё доказать что-то пытался.