— Три дня назад вы казались дряхлее, — вырвалось у неё.

— Не казался — был, — ответил император. Сел на стул. Откинулся на спинку и спокойно посмотрел на Лею. — Моя физиология зависит от состояния моего ума. Не присядете, принцесса?

Та села. Император придвинул к ней вторую чашку.

— Запейте.

Там был тёплый чай.

— Как странно, — сказала Лея. Почему-то это было настолько странно, что вытеснило из сознания слова её приёмного отца. Или сознание искало, за что можно ещё зацепиться? — Вы… другой.

Она не смогла бы объяснить внятно, что она имела в виду. Помог император.

— Я не притворяюсь, — сообщил он. Взял ломтик хлеба и с поистине артистической пластикой стал намазывать на него масло. — Я всю жизнь кого-то да играю, — суховато произнёс он. — То киллера, то обывателя, то учёного, то политика. Каждый образ — это ещё и человек. Я выдумываю человека со всем его комплексом мыслей, возможностей и привычек, а затем им становлюсь. Вместе с комплексом мыслей, возможностей и привычек. А также движений и жестов. Как великий канцлер Палпатин имел слабое представление о профессиональных боевых навыках воина со стажем, так это по наследству передалось императору Палпатину… — он посмотрел на неё, хмыкнул. Закончил процесс намазывания масла на хлеб, налил себе чаю, откусил кусок и запил глотком. — Кстати, рекомендую, — сказал он, кивнув на стол. — На флагмане все продукты высшего качества.

Принцесса заворожено наблюдала за его движениями. Простые движения завтракающего человека. Экономны и точны, как в бою. И оттого красивы.

— Наверно, мир сошёл с ума, — вдруг сказала Лея. Оно устало положила локти на стол и облокотилась о них. — Я уже мало чего понимаю.

— Принцесса, я понимаю того меньше, — сухо сказал Палпатин. — Это не поза. Именно потому, что я знаю больше, я прекрасно вижу область своего неведения.

— Мой отец, — пробормотала Лея и залпом допила остатки чая. — Бейл. Не знаю. Не знаю, что думать.

Палпатин посмотрел на неё из-под бровей.

— Поверили, что не подделка?

— Сама не знаю… Впрочем, я уже ничего не понимаю! — взорвалась она. — То, как по-хамски вы себя вели на Звезде… И то, что сейчас…

— Ну, так сообразно тому, с кем я говорю, — усмехнулся Палпатин. — И хочу заметить, что тогда я вам тоже не лгал. Если бы вы не захотели стать моей ученицей…

— Да неужели?

— Ужели. Это было сказано несколько более эмоционально, чем я бы сказал потом, — оборвал Палпатин. — Но правдиво. И потом, тогда мне невероятно хотелось вылить на кого-то своё раздражение. А вы в тогдашнем своём состоянии, принцесса, вызывали неимоверное раздражение. При том, что изначально в своём поведении были не виновны. Эта отговорка не работает, когда речь идёт о взрослом человеке, — он помолчал. — Вы верите, что ваш приёмный отец мог это сделать?

Лея покачала головой и уставилась на свои руки.

— Я не знаю, что думать. Он был хороший… Я хочу сказать, мне в детстве с ним было интересно и хорошо. Он не мог меня…

— Именно вас?

— О чём вы?

— Пока не знаю, — сказал император. — Если поможете, надеюсь узнать.

— О чём?

— О ком. О вашем отце, Бейле Органе. Вы выросли рядом с ним. А главное — вы выросли на Альдераане. Мне нужны ваши воспоминания, принцесса.

— Какие воспоминания, если я даже и не думала…

— Вы жили там. Нечто всё равно должно было попасть в поле вашего зрения. Даже если бы вы пропустили это мимо глаз. Не поняли. Не заметили. То, что для вас было непонятно и не важно, для меня будет иметь большой информационный смысл.

— И я для этого должна начать перебирать воспоминания своего младенчества?

— Зачем вы. Я.

— Вы?

— Да. Я могу вытащить у вас это из головы. Если, — прибавил он столь же сухо, — вы дадите на это согласие.

Принцесса передохнула.

— Как благородно! — выпалила она в старческое лицо пополам с гневом и страхом.

— Отнюдь. Чтобы понять и увидеть, мне необходима ваша добрая воля. Ваша открытость. Иначе я вместо реальности буду бороться с вами. Мне это не нужно. Легче расспросить.

— И что вы надеетесь узнать?

— Кое-что, — ответил Палпатин столь странным тоном, что Лея вздрогнула и пристально посмотрела на него. — Кое-что столь важное, что от этого зависит наша дальнейшая жизнь и свобода. Или не зависит, — он взглянул в глаза Лее. — Это будет гораздо хуже.

— Что?

Император промолчал, резко поджав губы и глядя ей в глаза.

— Мы можем что-то узнать? — спросила Лея.

Палпатин улыбнулся.

— Хорошо, — сказал он. — Я принимаю этот вид сделки. Не до конца, конечно. Но…

— Сделки?

— То, что я пойму, я скажу вам. Вы это хотите знать?

— Да!

Страх сменился звенящим ощущением бездны, в которую она падает — и восторгом от головокружительного полёта. Это ощущение было ей внове. Оно освобождало.

— Тогда… — сказал Палпатин. Он запил последний кусок бутерброда последним глотком чая. — Тогда я постараюсь объяснить вам, что вам следует сделать.

Вейдер пришёл, как и обещал, через час.

— Сегодня в конце дня мы выходим возле Корусканта, — сказал он походя. — Если хочешь, можно увидеть это с мостика. Зрелище феерическое. Для тех, кто ни разу этого не видел. Даже я иногда удивляюсь. А уж сколько раз… — Вейдер задумался. — Сколько раз я это видел. И каждый раз в новом статусе.

— Угу, — сказал Люк, судорожно прожёвывая бутерброд. — Извини.

— Людям свойственно есть, — ответил Вейдер. — У них существует такая потребность. Это нормально.

Сел перед ним, небрежно откинувшись в кресле. Небрежность была сродни запакованной пружине.

— Расскажи мне о Кеноби, — сказал Вейдер.

От неожиданности Люк прекратил жевать. Потом дожевал, запил глотком чая.

— О Кеноби? Но ты же знаешь. Бен меня учил около недели, и…

— Нет. Бен жил на той же, планете, что и ты, около двадцати лет.

— Но я его почти не встречал.

— О нём говорили. К нему как-то относился твой дядя и твоя тётя. Мне это важно. Всё, что помнишь.

— Ну…

— Какое-нибудь первое воспоминание или впечатление?

— Хм… Дядя, помню, ворчал тёте, что ему только Кеноби в городе встретить не хватает…

— Его считали сумасшедшим?

— Да… То есть…

— Люк, мне нужна точность формулировок.

— Зачем?

— Точность?

— Нет, зачем тебе…

— А вот это уже моё дело.

Люк смотрел на Вейдера. Всегда так. Кажется, почти родные. И вдруг этот спокойно-угрожающий властный тон. Власть имеющий. Он действительно имеет власть. Большую. Не формальную. Вот уже четверть века…

Каким был молодой Вейдер?..

Люк опустил голову и вздохнул.

— Я постараюсь, — сказал он. — В общем, так. Да, его считали не слишком нормальным. Все наши соседи точно. Он какой-то такой был… — он неловко улыбнулся. — Иногда, говорят, бродил ночью по пустыне. Для нас это уже ненормальность. Точней, самоубийство. Но тускены его не трогали. Боялись.

— Да, реклама лазерного меча в руках джедая у них прошла на ура, — кивнул Вейдер. — Хотя, возможно, Кеноби пришлось подтвердить репутацию. Репутацию человека, с которым лучше не связываться. Я уверен, что он её с лёгкостью подтвердил.

— Он был хорошим бойцом?

— Одним из лучших, — кивнул Тёмный лорд. — Если хочешь моё мнение, он был одним из лучших мечей Ордена.

— Но…

— Что?

— Я немного почитал… Мне дали в Альянсе доступ к материалам и истории.

— И что?

— Ну, — покраснел Люк, и тут же сбился с мысли. — Например, ваш поединок против Дуку…

— Это был не совсем поединок, — с неожиданной насмешкой сказал Вейдер. — Это были двое на одного. Хотя я затем сделал всё, чтобы был один на один, — новая усмешка. — Это было неправильно. Это было нарушением правил. И это дало свои результаты. Но, — продолжил он, — мы говорим не об этом. Мы говорим о безумном Бене.

— Но то…

— Это была вообще грязная история, — ответил Вейдер. — Потом. Люк, не отвлекайся.