Мир, в котором мы живём
Куай-Гон аккуратно раздвинул серебристое сияние и приветливым жестом пригласил Оби-Вана за собою. Сайрин уже стоял при входе. Оби-Ван споткнулся от неожиданности. Он не подумал…
— Что? — спросил его Куай-Гон.
— А… ваша полянка… она…
— Окружена миром Великой Силы, — немного занудным голосом ответил его учитель. — Здесь, Оби, понимаешь ли, всё окружено миром Великой Силы. И всё им и является. Пропитано. Состоит.
Хэмер ухмыльнулся.
— Учитель, — спросил он, — мне подпихнуть его рогами?
— Не надо, — строго сказал Куай-Гон. От уголков серых глаз бежали лучи морщинок, а в самих глазах за усмешкой скрывалась крайняя серьёзность. — Он пойдёт сам. Правда, Оби?
— Но я думал… — промямлил Оби-Ван, — что там, откуда вы пришли, целый мир.
— Там, где ты сейчас стоишь, — уточнил Куай-Гон и обвёл полянку рукою.
Оби-Ван пригляделся. И увидел то, чего не видел раньше. Локальность.
То, что он принимал за бескрайний лес, полный шумов и звуков, оказалось некоторым количеством деревьев, которые немного поодаль стояли столь плотно, что не был виден сочившийся через них туман… и это был не туман. Если пройти буквально шагов пятьдесят, а где-то всего лишь десять — уткнёшься во всё ту же непроницаемую серовато-серебристую стену. Мир Великой Силы.
Полянка была центром неправильной окружности, за которой пространство гасло. Бабочки, лето, трава, солнце, заливающее лес, были лишь внутри этой маленькой сферы…
Оби-Ван, поражённый одной мыслью, запрокинул голову. И тут же, в беспредельном ужасе, сдержав крик, шагнул в отогнутую учителем занавеску Силы.
Там были скальные породы. Сталактиты. Мерное капанье воды. Темнота. Пещера.
— …Хвала Силе, — выдохнул Оби-Ван, с облегчением утыкаясь во влажную каменную стену. Над головой был сырой и совершено нормальный каменный свод. Сыро. Холодно. Мерзко. Реально.
Щелчком зажигалки был произведён язычок пламени. Через секунду пламя перешло на доисторический светильник: жгут из пакли, плавающий в масле. На ещё один светильник. И на ещё.
— Вот так мы и живём, — сказал Куай-Гон, возясь с очередной плошкой с маслом. Сайрин стоял у глухого сейчас входа и следил за действиями немолодого джедая. — Посреди пещеры разводим костерок. Есть здесь не надо, хоть это утешает. Отсюда есть ход на поверхность, какую себе создал Сайрин. Горы, горы. Довольно большое количество гор. Все — под открытым небом.
— Таким же?
Куай-Гон повернулся к нему от последнего зажжённого светильника. Возможно, в этом был виновен недостаток света. Но лицо учителя казалось резким и почти старым. И в глазах, где метались язычки неровного пламени, не было ни капли того солнечного легкомыслия, радости жизни и тепла, которое Оби-Ван увидел на полянке.
Глаза сурового, многотерпеливого, несколько раз почти смертельно раненного жизнью человека. Никакой ласки, тяжесть. Обнажённое горе. Нет. Не так. Не горе. Горе — лишь вторая стадия боли. Острой боли от удара, подлости, лжи. Потом горе проходит. И наступает либо отчаяние, либо — ты берёшь меч, ты идёшь в путь, ты знаешь, что можешь не дойти, но ты — воин, и ты будешь сражаться, ты будешь выжидать, ты будешь терпеть — но ты войдёшь в замок своего врага и убьёшь того, кто надругался над твоими друзьями.
…И ему не поможет глубокий ров, и отравленные копья на стенах, и стража, и тайные замки, и собственное мастерство. Тебе нечего терять, и в конце пути ты найдёшь смерть, но в смерть ты возьмёшь с собою — своего врага.
И сквозь все преграды, и сквозь всю толщу времени тебя проведёт — твоя умершая от горя душа. Тебя не увидят, ибо ты умер…
— Оби!
— А?!..
Куай-Гон стоял рядом с ним и заглядывал ему в глаза. Тут же был и забрак, и он не больше не ухмылялся. Та же суровость была в глазах и на лице. Два воина. Воина, которые поклялись отомстить.
— Я… — сказал Оби-Ван, — я видел…
— Ну, ну, — ободряюще кивнул ему Куай-Гон.
— Небо, — сглотнул Оби-Ван. — Это не небо. Оно…
Он замолчал.
— Здесь можно, — сказал Сайрин. — Это место, где мы закрыли всё.
— Это не небо, — упавшим голосом выдавил Оби-Ван. — Это… тысяча… миллионы глаз. Они… смотрят.
— Да, — сказал Куай-Гон.
— Наблюдают…
— Да, ответил Сайрин.
— Мне, что, не показалось?!!
— Мы же говорили тебе о стене из глаз, — произнёс учитель.
— Я думал, это… метафорически. И что вообще происходит? Откуда это?! Где мир Великой Силы? Где все? Что с ними?!!!
— Они растворились и ушли, — ответил Куай-Гон. — Их существование не нужно. Они отыграли свои роли. Оказалось необходимым сочетание одновременной смерти неправильного старого джедая и молодого ситха, чтобы мы смогли выжить в тандеме.
— Учитель, — Оби-Ван почти плакал, — что вы говорите? Где мы? Что?!..
Хэмер и Куай-Гон переглянулись.
— Оби, — ласково и сурово, как умел только он, сказал учитель, — ты же воин. Тебя готовили и к бою, в котором нет надежды. Я готовил… давно.
— Да, учитель, — Оби-Ван непроизвольно всхлипнул и вытер глаза и нос. — Извините. Но это… было чудовищно… Так вы скажете, что?…
Куай-Гон кивнул. Медленно отошёл на середину пещеры. Рассеянным жестом — ладонь над холодным очагом — заставил через мгновение с гудением запылать огонь. Сайрин подошёл туда же. Оби-Ван сам потянулся ближе к теплу и свету.
Учитель сел прямо на холодный каменный пол, привычно поджав ноги. Забрак устроился рядом. Оби-Вану предложили охапку соломы.
— Мальчик мой, — сказал Куай-Гон. — ты живёшь в мире, который был выдуман на потеху жителей других миров. И наша с тобой жизнь — выдумана тоже.
ПРОМЕЖУТОК МЕЖДУ КАРТИНАМИ
Наше время
Размышления о подмене
Здравствуй. Ты меня не слышишь?
Голос мой всё тише, тише,
Память всё бледней.
Кто-то встретит — не узнает,
Отпечатком дня растает
Тень среди огней.
Мы кричим. Но нас не слышат.
Голоса всё тише, тише.
Всё слабее кровь.
И развоплощенье ближе.
…Я вас больше не увижу,
Грёза дня, любовь…
Ложь сильнее убивает.
Потому что тает, тает
Настоящий мир.
И подмена совершится,
Растворятся наши лица.
И придёт — кумир.
Он предстанет миллионам.
Он окажется законом.