Перекатившись на спину, смотрю на него и выгибая грудь вверх, снова поднимаюсь в сидячее положение между его ног.

Дыхание Маттео становится опасно прерывистым, грудь тяжело вздымается. Его взгляд скользит по моему телу, будто ставит клеймо на коже. В ответ моя киска пульсирует, требуя внимания.

Я словно прикована к его голодному взгляду, не в силах отвести глаз. Когда вновь хватаюсь за его бедра и поднимаюсь на ноги, он тяжело сглатывает.

Его кадык резко дергается, горло с трудом справляется с напряжением. Завороженные, сосредоточенные глаза следят за каждым моим движением, пока не наклоняюсь, почти прижимаясь грудью к его телу.

Маттео тянется ко мне, но я обхватываю его запястье и останавливаю.

— Здесь командую я, — шепчу, в считанных сантиметрах от его губ.

Он отчаянно кивает, и я ухмыляюсь, наслаждаясь тем, как теряет контроль из-за меня.

Затем поворачиваюсь и сажусь к нему на колени.

Сдавленный стон вырывается из его горла в тот же миг, когда ощущаю, как твердый член упирается в мою задницу. Спина напрягается, шок от его внушительного размера одновременно сбивает с ритма и лишает рассудка. Его ладонь сжимает мое бедро, прижимая к себе. Горячее дыхание касается шеи.

— А теперь ты боишься? — звучит у меня над ухом.

В его голосе слышится одержимость, навязчивая страсть, и я оказываюсь к ней не готова. Когда бросаю на него взгляд через плечо, у меня перехватывает дыхание. Он выглядит так, будто стоит на грани срыва. Его черты лишены всякой сдержанности, а на лице неприкрытый голод.

— Боюсь тебя? — шепчу я.

— Боишься того, как сильно я тебя хочу, — поправляет он.

У меня перехватывает дыхание от его хриплого признания. Я качаю головой и осторожно прижимаюсь к члену. Его глаза вспыхивают в ответ, зубы стиснуты в сладкой агонии. Он медленно облизывает губы, взгляд лениво опускается к моему рту, словно он ловит каждый мой вздох.

— Это танец, — задыхаюсь, выгибая спину, прижимая к нему свою задницу, обтянутую красным кружевом. Но он даже не смотрит вниз.

— Нет, — прохрипел он. — Я хочу тебя. Безумно. Уже давно.

Слегка хмурюсь от его слов. Он знает меня всего три недели, так что это звучит слишком преувеличенно.

Губы Маттео приоткрываются, пока продолжаю плавно, чувственно двигать бедрами, медленно скользя по его твердому члену между своими ягодицами.

Воздух настолько насыщен напряжением и желанием, что его можно резать ножом. Он из последних сил цепляется за остатки самообладания, чтобы задать вопрос: — Ты действительно стриптизерша?

Я с трудом сглатываю, напрягаясь. Его хватка на моих бедрах становится болезненной в ответ на мое молчание.

— Я хочу знать о тебе хоть что-то настоящее, — продолжает он, голос хрипит от сдерживаемой потребности. — Мне нужно знать, делала ли ты это для других.

Он выглядит так, будто вот-вот взорвется, когда задумчиво закусываю нижнюю губу. Откинувшись на его грудь, устраиваюсь, будто мне здесь самое место. Несколько долгих секунд просто двигаюсь вверх-вниз в такт его тяжелому, прерывистому дыханию.

— Откуда мне знать, что тебе можно доверять? — шепчу я.

Вот в чем вопрос.

После того, что произошло в кабинете Рокко, он, очевидно, понимает, что я что-то скрываю. Но если сама это подтвержу, больше не смогу притворяться.

Когда я вернулась домой прошлой ночью, то несколько часов подряд смотрела на фотографию, которую обнаружила, надеясь разглядеть в ней что-то, что упустила на первый взгляд. Как ни старалась, это была все та же фотография испуганной девушки, не дававшая мне никаких ответов.

Я убрала снимок и уснула, думая о Маттео. Он тоже оказался в кабинете брата, где ему не следовало быть. Защитил меня вместо того, чтобы навредить, и его реакция на брата была неожиданной. В тот момент стало очевидно, как сильно он его ненавидит.

Интуиция подсказывает, что секреты Маттео не менее опасны, чем мои, и, возможно, он мне не враг. Может, враг моего врага — мой друг… или кем бы он там ни был в этой странной истории.

А может, это всего лишь мои наивные надежды. Если он когда-нибудь узнает, что я приемная сестра Тьяго да Силвы, то для Фамильи превращусь в ценную заложницу.

Обвиваю его шею, продолжая вращать бедрами, плотнее прижимаясь к твердому члену. Его правая рука скользит по плоскому животу и останавливается опасно низко, почти касаясь лона.

— Ты не можешь, — его лицо приближается к моему, и губы касаются уха. — Но я точно знаю, что не могу доверять тебе… и все же ты здесь. Все еще дышишь. — Его дыхание касается моей щеки. — Пусть этого будет достаточно, Валентина.

Мое имя звучит как мольба на его губах. Я не могу сдержать стон. Когда он произносит его впервые, по моему телу бегут мурашки.

— Ты танцевала для других мужчин также, как и сейчас? — Он хватает меня за подбородок и заставляет поднять лицо, его темный взгляд пронзает мой. — Терлась о их твердые члены? Смотрела им в глаза, пока доводила до безумия своим телом?

О, Боже.

Отчаянная собственническая нотка в его голосе лишает меня слов, дыхания, и самой способности думать. Она рушит последние остатки моей защиты.

Я не могу покачать головой, он слишком крепко держит мое лицо. Поэтому вместо этого говорю одними губами: — Нет.

Темное, хищное удовлетворение вспыхивает в глазах Маттео.

— Никогда?

— Никогда. Я не стриптизерша. — Чтобы хоть как-то разрядить накалившееся напряжение, добавляю: — Как и моя бабушка.

Его полуприкрытые глаза опускаются к моим губам.

— Поцелуй меня, — требует хриплым шепотом.

Кровь стучит в ушах.

— Нет.

— Я заплатил, — возражает он, и в его голосе слышно желание.

Я упираюсь ладонями в его бедра, и разворачиваюсь. Маттео позволяет мне сесть у него на коленях, но руки тут же обвивают мою талию, не позволяя отодвинуться дальше.

— Ты заплатил за танец, не за поцелуй.

— Сколько еще ты хочешь за поцелуй?

Я не должна смотреть на его губы, но они так близко. Манят. Сжаты в напряженную линию, полную разочарования… из-за меня.

Когда облизываю губы, не отрывая взгляд от них, его член дергается. Он резко шлепает меня по заднице, и острая боль отзывается вибрацией по всему телу.

— Сделаешь так еще раз, и я трахну тебя прямо здесь, Валентина, — рычит он.

Господи, от того, как он произносит мое имя, у меня дрожат колени.

Я заливаюсь краской из-за грубых слов и отвожу взгляд.

— Я не проститутка. Ты не можешь заплатить за поцелуй.

— Сколько?

Упрямый, одержимый ублюдок.

— Тебе не по карману.

Из его груди срывается глухое рычание. Он сжимает в кулаке мои волосы и дергает, заставляя меня с писком упасть на его грудь.

— Испытай меня, — выдыхает мне на ухо, и в каждом слове звучит насмешка.

Мой живот тут же выдает реакцию.

Ту самую. Внутри все сжимается, переворачивается, скручивается и словно пылает, когда удовольствие и удовлетворение вспыхивают внизу живота, будто пожар.

— Один поцелуй?

Он резко кивает. Почти отчаянно.

— Сто тысяч фунтов.

Холодный металл прикасается к коже живота и скользит вверх, оставляя за собой дорожку мурашек, пока не проскальзывает под резинку моего кружевного красного бюстгальтера.

Опустив взгляд, вижу черную карту Amex.

Глаза Маттео неотрывно следят за моими губами.

— Держи. Расплатимся, когда закончишь.

Большая рука обхватывает мой затылок. Тысячи бабочек вспархивают в животе, когда его губы приближаются.

Упираюсь руками в его живот, чтобы остановить. Он замирает лишь на секунду, прищуривает глаза с явным предупреждением, а затем резко притягивает к себе, пока наше учащенное дыхание не сливается в одно. Я вновь отталкиваю его ровно в тот момент, когда наши губы почти соприкасаются.

На этот раз он рычит: — Сейчас не время для твоего упрямства, В…

— Сто тысяч фунтов не дают тебе права трогать меня, Маттео.

В его глазах вспыхивает похоть, зрачки темнеют.