Эркин осторожно, чтобы не потревожить Женю, распустил мышцы. Женя рядом, её запах, особенный, ни с чем не спутаешь и названия не подберёшь, окутывает его, он и во сне ощущает его, плывёт в нём. И ничего ему не надо, ни-че-го…

Переезд через границу прошёл тихо и даже как-то буднично. Эшелон остановили на запасном пути, по вагонам прошли военные патрули, тут же проверка документов, обмен денег… а вещи не смотрели. Снова задёргались, лязгая, вагоны, и поезд неспешно двинулся вперёд.

Андрей, лёжа на своей полке, ещё раз просмотрел новые деньги, запоминая цвет и размеры, убрал их в кошелёк и сунул его в карман висевшей у его изголовья куртки. Вытянулся на спине, закинув руки за голову. Вагон уже затихал, верхний свет погашен, из дальнего конца доносится чей-то густой храп, Эд и Майкл внизу уже спят, и Алик – он в их отсеке и тоже, чтоб был под присмотром, как сказал Эд – тоже спит. Надо и ему спать. Всё равно пока темно, ничего не увидишь, но… но они же уже по России едут.

Андрей не выдержал. Откинул одеяло, бесшумно натянул рубашку и брюки и спрыгнул вниз. На ощупь нашёл свои ботинки.

– Ты куда? – не открывая глаз, сонно спросил Майкл.

– Да что ты как надзиратель?! – разозлился Андрей и продолжил по-русски: – В уборную, понял, нет?

– За надзирателя я тебе, когда вернёшься, врежу, – по-прежнему с закрытыми глазами пообещал Майкл. – Мотай живо.

Андрей вышел из их отсека и по подрагивающему полу пошёл в конец и, миновав туалет, открыл дверь тамбура.

Он был уверен, что никого не встретит, что все уже спят, но в тамбуре стояли двое. Проводник и немолодой солдат из комендантского взвода. Они курили и тихо о чём-то разговаривали. Не желая мешать, Андрей подался назад, но его заметили.

– Не спится, парень? – улыбнулся солдат.

– Ага, – согласился Андрей, входя в тамбур и закрывая за собой дверь.

– Куришь? – протянул ему пачку проводник.

Андрей с улыбкой, чтобы не обидеть, мотнул головой.

– Нет, спасибо. Мы… мы ведь по России уже едем, да?

– Вон оно что, – рассмеялся солдат.

А проводник тоже с улыбкой сказал:

– Это Пограничье ещё. В Империи Русскими территориями назывались.

– А теперь Россия, – твёрдо сказал солдат. – Ты-то сам отсюда?

– Нет, но нагляделся. Наших-то всех Империя эта грёбаная выселила, угнала, а своих из дальних графств сюда. Россия, говоришь, а тут по-русски и не знает никто. Вот сейчас кто уцелел возвращаются, а ни жилья, ни работы. И этих не перестреляешь. Тоже ведь, бедолаги, не по своей воле приехали.

– Оно так, – кивнул солдат.

Андрей слушал их разговор, стоя у наружной двери. За стеклом быстро мелькают какие-то тёмные, почти сливающиеся с чёрным небом пятна, в щель бьёт ветер, наполненный запахами травы и мокрой земли.

– В этом, как его Питбурге, остановимся? Хороший город?

– Петровск теперь. Постоим. На запасных путях. А насчёт города… у вас своё начальство есть.

– Да уж, – хмыкнул солдат. – Куды без него. Это уж как оно решит.

Андрей понимал, что он лишний здесь, но не мог оторваться от ветра из щели. И всё же пересилил себя, заставил уйти, как сам себя за шиворот утащил.

Вагон уже спал. Андрей бесшумно, чтоб никого не побеспокоить, прошёл в свой отсек, ловко уворачиваясь от торчавших в проход ног, не помещавшихся на полках. Смешно, правда, что в поезде койки называются полками. Интересно, почему? Майкл спал, но Андрей знал, что расчёт только отложен, у Майкла не ржавеет. И чего цепляются? Ведь рассчитался он с тем беляком, сполна, и обошлось всё благополучно, а они…

Он разделся и лёг. Уже привычное, а потому незаметное подрагивание полки, пробегающие иногда по потолку и стенам лучи придорожных фонарей. Андрей незаметно для себя заснул.

Спал он без снов, и разбудил его, дёрнув за плечо, Алик.

– Вставай, утро уже.

– А?! – Андрей, оторопело моргая, поднял голову. – Едем?

– Ага. Говорят, через час остановимся, и в город отпустят. Айда, – щегольнул Алик новым, недавно освоенным русским словом.

– Ага, понял!

Андрей спрыгнул с полки и торопливо оделся.

– Лопал уже?

– А то! Мотай в темпе.

Выходя из отсека, Андрей посмотрел в окно. Зелень, какие-то сооружения. Всё, как раньше. Ну да, ему же так и сказали, что это ещё не Россия. И, уже не думая ни о чём, побежал в столовую.

Стоять в Петровске предполагалось два часа. Конечно, решение отпустить в город всех, кроме занятых на дежурствах, было риском. Но оправданным. Война год как закончилась, и они уже на своей земле. Увольнительные всем, вольнонаёмным свободно. Но кто опоздает или явится пьяным… последствия понятны. Срочно чистились сапоги и ботинки, парни пересчитывали деньги, сговаривались, кто с кем пойдёт в город. Говорят, часа два эшелон постоит, не больше, и покупок, конечно, не сделаешь, да и незачем, но хоть город посмотреть.

Договорившись с Аликом, Андрей побежал в ран-вагон к Колюне. Спросить, чего тому купить в городе, паёк – пайком, а хочется же наверняка чего-то такого…

– Да нет, Андрюша, спасибо, – улыбнулся Колюня из-под бинтов, окутывавших его голову до губ. – Не стоит. А что за город?

– Петровск.

– Россия уже? – обрадовался Колюня.

– Пограничье, – ответил услышанным ночью словом Андрей.

– Ясненько. Расскажешь мне потом, как город.

– Конечно. Так я побегу?

– Беги, – улыбнулся Колюня.

И Андрей бросился к выходу.

Алик ждал его на перроне у их вагона, обиженно надув губы.

– Ну, ты б ещё дольше чухался, – буркнул он по-английски.

– Ладно тебе, я у Колюни был, – ответил по-русски Андрей.

У Алика вертелось на языке объяснение, чего это Андрей так к слепому паралитику липнет, но он предусмотрительно промолчал. Раненых касаться нельзя: что Андрей, что остальные сразу стервенеют.

Их поезд встал у дальнего перрона, и, к удивлению парней, их уже ждали. Ну, не их самих, это понятно, а эшелон. Встречающих было не так уж много, но суматоха получилась… Правда, все во всём быстро разобрались. Встречали, в основном, врачей. Худенькая полуседая женщина в очках и такая же худая, тоже в очках, длинная, не высокая, а именно длинная девчонка оказались женой и дочерью Аристова, черноусый мужчина в военном кителе с орденами в четыре ряда – мужем Варвары Виссарионовны, и ещё, и ещё…

Всё это Алик и рассказал Андрею, пока они шли по уже опустевшему перрону к выходу в город. Андрей слушал и кивал. Что ж, всё понятно. Жаль, конечно, что он ничего этого не видел, пока у Колюни был, но… но Колюня важнее.

Привокзальная площадь в лотках и тележках с цветами, сладостями, всяким питьём, но… но всё это они и в Спрингфилде видели, и говорили вокруг на смеси, а то и на чистом английском. Получается, верно говорил проводник – это ещё не Россия.

Выбравшись с площади и боясь опоздать, они решили просто пройтись по одной из улиц. Скажем, до следующей площади или большого перекрёстка и обратно. Шли спокойно, разглядывая витрины и прохожих. Взгляды встречных особо дружелюбными назвать было трудно, но и явной враждебности никто не проявлял.

– Пограничье, – пожал плечами Андрей, отвечая на невысказанные слова Алика.

Алик кивнул.

– Мы же здесь не остаёмся.

– Верно.

Следующая площадь была небольшой с маленьким ресторанчиком и фонтаном посередине. Парни постояли, разглядывая искрящиеся на солнце струи, и с независимым видом повернули обратно. Официант на открытой веранде ресторана облегчённо перевёл дыхание: ведь вот припёрлись бы черномазые, так и не пустить нельзя, и всех клиентов распугают.

Времени ещё навалом, можно бы и гульнуть, но и денег жаль, и… да и пошли все здешние к чёрту! И Андрей ограничился покупкой с лотка большого апельсина для Колюни. Алик демонстративно промолчал. Ведь и впрямь, какое его дело, на что Андрей свои деньги тратит. И продираясь в толпе к вокзалу, они случайно натолкнулись на Жарикова, отрешённо разглядывавшего наполненную всяким хламом витрину антикварного магазина.