– Кир, ты здесь?

– Чего тебе? – узнал Крис голос Андрея.

Андрей открыл дверь и вошёл. И удивлённо заморгал, увидев Криса голым, в одних трусах.

– Ты чего, Кир? Там же весело так, ты чего ушёл?

– Не твоя печаль! – рявкнул Крис, выталкивая Андрея обратно в коридор. – Брысь, малявка, не мешай! – и побежал в уборную.

Андрей оторопело посмотрел ему вслед, пожал плечами и заметил отпечаток ладони Криса на своей белой рубашке. Лицо его сразу стало обиженным, он попытался стряхнуть грязь, но только размазал её. Ах ты… незадача какая. Андрей круто повернулся и пошёл к себе сменить рубашку. Хорошо – есть запасная. Не белая, правда, клетчатая, но светлая, песочная с серым. Где это Крис так вывозился? Вообще-то интересно, но… ладно, не сейчас.

Когда Крис бежал обратно, в коридоре было уже пусто. Он торопливо натянул джинсы и зелёно-жёлтую ковбойку, обтёр мокрой тряпкой ботинки и обулся. Ну вот, остальное он потом, теперь вниз, пока остальные не заметили. Зря он, конечно, Андрея так шуганул, надо будет теперь подладиться, чтобы малец сильно языком не трепал, звон совсем ни к чему.

В столовой как раз шёл разбор подарков с ёлки. Было шумно и очень весело. Крис с ходу замешался в толпу у ёлки, к тому же его уже выкликали. Получив кулёк с надписью: «Кириллу Пашкову», Крис отошёл к своему месту, где недоеденная им курица уже подёрнулась слоем белого жира, положил рядом с тарелкой пакетик и… и стал есть. Как это никто его тарелку не очистил, пока он бегал? Да и чего-то сразу так есть захотелось.

– Тебя где носило? – сел рядом Сол.

– Переодеваться ходил, – нашёлся Крис и, чтобы уже не было никаких вопросов, пояснил: – Рубашку соусом залил. И брюки.

– Ага, – понимающе кивнул Сол и утешил: – Отстираешь, соус не жирный. И тока не будет, не старые времена.

– Это точно, – улыбнулся Крис, очень довольный тем, какую удобную отговорку придумал.

Помимо одинаковых пакетиков для всех – как объяснили парням «от профсоюза» – были, ещё, тоже именные кому-то от кого-то или просто кому-то неизвестно от кого. Хотя эти немудрёные загадки тут же сообща с шумом, смехом и подначками разгадывались.

Крис смеялся, шутил и галдел со всеми. Он сделал, что хотел, а теперь… теперь будь что будет.

Рождество, Святки, Новый год… По всей Европе эти праздники давно стали традициями и обросли ритуалами.

Один за другим шли праздничные, необыкновенные, сумасшедшие дни. Двадцать пятое, двадцать шестое, двадцать седьмое… и так до – для многих – самой волшебной ночи с тридцать первого декабря на первое января. Ночь исполнения желаний, когда можно решить и сделать, и определить свою жизнь на весь следующий год, а, может, и на годы вперёд.

И каждый день что-то неожиданное, новое… для всех и везде.

Сразу после завтрака решили сходить поздравить Бабу Фиму. Собрали нарядный пакетик гостинцев, Женя накинула на плечи свою золотую шаль, Алису всунули в ботики и пальтишко поверх нового платьица. И пошли.

Коридор был уже наполнен снующими из квартиры в квартиру людьми, двери жилых квартир то и дело хлопали и даже будто вовсе не закрывались. Носилась празднично разодетая ребятня. Алиса шла, держа Эркина и Женю за руки и поздравляя всех встречных с Рождеством сразу на двух языках.

Крохотная – кухня и жилая комната – квартирка Бабы Фимы была такой зелёной от множества цветов, что Эркин даже не сразу выглядел маленькую ёлочку и не на крестовине, а, как и остальные цветы, в горшке. Неужели… живая?

– Живая, живая, красавица моя, – перехватила Баба Фима его взгляд. – Второе Рождество вместе встречаем. Ну, спасибо, милые мои, уважили старуху. Вот и чайку из самовара сейчас попьём.

Чай из самовара был необыкновенно вкусным, и Эркин укрепился в мнении, что им самовар нужен и после праздников стоит если не купить, то хотя бы присмотреться. Пока пили чай, к Бабе Фиме заглянули из соседних квартир ещё две старушки. Одна – маленькая, как Баба Фима, но сухонькая, а другая – большая, осанистая. Баба Лиза и Баба Шура. Посидели немного все вместе. Алиса спела про рождественские колокола, сама пела, Эркин чуть-чуть подтягивал, чтобы не сбивалась, а так как бабушки не знали английского, то пересказала – с маминой помощью – по-русски. Бабушки умилились и восхитились. И заговорили о церкви, о церковном пении, какой там хор, ну, прямо ангельский. И церковь хорошая, тесно было, правда, но уж в светлый-то день грех не пойти. А уж пели-то, пели как…

И при первой удобной паузе Женя встала, а за ней сразу и Эркин с Алисой. Ещё раз поздравили друг друга и попрощались.

– Мам, – спросила Алиса, когда они шли уже по своему коридору, – а мы в церковь пойдём?

– А тебе хочется? – ответила Женя вопросом.

– Ну-у-у, – неопределённо протянула Алиса и покосилась на Эркина.

Его лицо не выразило ни малейшего желания такого похода, и Алиса решила, что идти туда не стоит.

– Не-а, не хочу.

– Ну, – пожала плечами Женя, – тогда и говорить не о чем.

Эркин согласно кивнул. В самом деле, это ж не Джексонвилл, а если здешний поп и припрётся к ним, так ничего сделать им не сможет. Не прежние времена.

На Центральной площади – все её так называли, хотя на всех указателях и табличках было написано, что это площадь Победы – стояла высоченная ёлка с большими игрушками и лампочками вместо свечей. И там в полдень представление для детей, а вечером, когда стемнеет, представление и танцы для взрослых.

Они решили пойти на детское. И уже возле магазинчика Мани и Нюры нагнали Тима, тоже со всей семьёй. И ещё шли от их дома. С детьми. И всё туда же.

Эркин удовлетворённо отметил, что Женя и Алиса одеты не хуже других, и сам он – вполне на уровне. И перехватил такой же удовлетворённый взгляд Тима. И улыбнулся. Тим понимающе кивнул.

Так все вместе и пришли на площадь. Там, где-то в толпе, играла гармошка и было столько взрослых и детей, что Алиса крепко ухватилась за руки Эркина и Жени. Но Дим вырвался у Тима, схватил Катю за руку и ввинтился в толпу, волоча сестру за собой и звонко крикнув:

– Алиска! За мной!

– А ты не командовай! – завопила Алиса.

И, бросив Эркина с Женей, помчалась вдогонку.

– Ох, и боевой же парень, – сказал кто-то рядом с Тимом.

– Тихим будешь – так забьют, – возразил мужчина в ватной армейской куртке с закутанным в платки до шарообразного состояния малышом на руках.

– Забьют, не забьют… – тут же возразили.

– А кто смел, тот и два съел…

Но Тим уже лез к ёлке, и Зина едва поспевала за ним, держась за его полушубок. Рядом туда же, но не отодвигая людей, а протискиваясь между ними, пробивался Эркин, заботливо проталкивая Женю.

Когда они продрались к ёлке, там уже крутился детский хоровод, которым командовал седобородый старик в синем длинном… халате, что ли? Вообще-то он походил на Санта-Клауса, но женщина рядом с ним в бело-голубых шубке и шапочке и с длинными светло-жёлтыми косами, это кто? На гармошке играл парень в клоунском костюме. Алиса, Дим и Катя упоённо прыгали в общем кругу, и Эркин с Тимом одновременно перевели дыхание.

Теперь они вчетвером стояли рядом и с не меньшим интересом смотрели представление.

Эркина сзади хлопнули по плечу. Он резко обернулся и увидел Кольку-Моряка.

– Привет, с Рождеством вас!

– Привет, – улыбнулся Эркин. – И тебя с Рождеством.

– Свою привёл?

– Ну да, вон прыгает.

– Ага, вижу.

– А ты чего?

Колька ухмыльнулся.

– Вон, видишь, колобок катается. В моём ремне.

– Ага, – кивнул Эркин, найдя взглядом маленькую и действительно круглую фигурку, перетянутую ремнём с якорем на пряжке.

– Братишка мой, – самодовольно сказал Колька. – Во, какой пацан!

Колька улыбнулся Жене и за локоть потянул Эркина к себе.