Дед сразу прошлёпал к лежанке, на которой спал вместе с Ларькой, и лёг. Артём, пристраивая свои книги и тетради на комод, слышал, как дед кряхтит и осторожно ворочается, а вот и захрапел. По-прежнему не зажигая света, Артём разделся, сложив на табуретку штаны и рубашки, оставшись в одних исподниках – тепло, можно и без нательной обойтись – сел на край кровати, где спали втроём: Лилька у стены, рядом Санька и он с краю, обтёр ладонью ступни и нырнул под одеяло, подтолкнув вольготно раскинувшегося Саньку.

– Тём, ты? – сонно спросил Санька.

– А кто ж ещё, – шёпотом ответил Артём. – Спи.

Толстое ватное одеяло придавило его мягкой тёплой тяжестью. Он вытянулся на спине, закинув руки за голову так, что Санькина макушка упиралась ему теперь в подмышку, и заснул, как провалился.

Пересказав Норме все сегодняшние события, Джинни вздохнула:

– Как хорошо, мама.

– Ну и отлично, – улыбнулась Норма. – Я очень рада. Завтра у тебя дети?

– Да, дошкольники, – Джинни встала. – Я пойду спать, мама, хорошо?

– Ну, конечно, Джинни.

Джинни поцеловала её в щёку и убежала. Норма убирала посуду и улыбалась. Как хорошо, что всё кончилось, её Джинни стала прежней, нет, даже ещё лучше. Доктор Айзек был прав – смена обстановки и положительные эмоции, и ещё время. Вместе они всё вылечат, без всяких микстур и таблеток.

Женя сидела, подперев кулачком щёку, и смотрела, как Эркин пьёт чай. Он уже рассказал ей про всё, она его успокоила, что ошибки пустяковые, он – молодец и, конечно, со всем справится. А завтра он после работы придёт домой, они с Алисой пообедают, и он отведёт её на занятия. И подождёт там или, скажем, по магазинам пройдётся, чего-то из продуктов или по хозяйству посмотрит, а Женя спокойно придёт домой, всё приготовит, уберёт и вообще…

Эркин кивал, соглашался, что, конечно, Жене бежать с работы домой, а уже потом отводить Алису на занятия, то получится слишком поздно. А когда он во вторую смену, он будет водить Алису в Центр с утра, тоже удобно. Отвёл, опять же прошёлся за покупками, забрал Алису, привёл домой, они пообедают, и он пойдёт на работу. Расписание занятий так и делали, под работающих родителей.

Женя видела, что Эркин чего-то недоговаривает, было что-то ещё, и это тревожит его. Но не спрашивала. Сам расскажет.

Эркин поднял на неё глаза, виновато улыбнулся.

– Знаешь, я не знаю, как это сказать, но… так получилось. Английскому Джинни учить будет, мисс Дженнифер Джонс, ну… – он запнулся.

– Джинни – отличная девушка, – пришла ему на помощь Женя. – И учительница хорошая.

– Да, но когда она заговорила с нами, я… Я испугался, Женя.

– Испугался?! – изумилась Женя. – Чего?

– Не знаю, – он растерянно пожал плечами. – Я… я словно опять там оказался, до Свободы.

Женя молча удивлённо смотрела на него, и Эркин опустил веки, прикрывая глаза, лицо его стало строгим и отрешённым.

– Женя… я не понял ещё, я потом тебе скажу, ладно?

Она кивнула. Так всегда и было, он всегда потом ей рассказывал, не сразу, не всё, как мог. Женя чувствовала, что многое он утаивает, но столь же ясно чувствовала, что делает он это, оберегая её, и не обижалась. Обижаться на защиту глупо. Она протянула руку и погладила Эркина по плечу. Эркин перехватил её руку и поцеловал.

– Спасибо, Женя, – он улыбнулся и встал. – Я уберу сейчас, и пойдём спать, да?

– Да, – Женя тряхнула головой и тоже встала. – Уже поздно, тебе завтра в первую.

– Да, – Эркин быстро и ловко убирал со стола. – Ты иди, ложись, ты тоже устала. Да ещё я со своими… фокусами.

Женя улыбнулась, подошла к нему и поцеловала в щёку.

– Родной мой.

Эркин счастливо улыбнулся.

Они уже лежали в постели, а он всё пытался понять, почему, нет, чего он испугался? Ладонь Жени на его груди, её дыхание рядом, он сам, его близкие в безопасности, да, умом он всё понимает, а так… Эркин закрыл глаза: надо спать, завтра с утра на работу.

Плотная темнота, мягкая тяжесть придавливает его, распластывает по постели, и звонкий весёлый голос:

– А сейчас посмотрите сюда…

…Он сидит в стойле быка у его ног, почёсывая ему подгрудок. Бык косится на него, мерно двигая челюстью, переступает, погромыхивая цепью. Самое безопасное место во всём имении. Ни одна сволочь надзирательская сюда не сунется. И даже Зибо не рискует заходить к быку. В скотной чисто, коровы подоены, корм и вода заданы. Правда, припёрлась эта беляшка, училка хозяйская, и ублюдков притащила, хорошо хоть, только младших, старшая стерва его бы точно нашла и выковыряла, а эти безобидные. Пока. Но лучше отсидеться.

– А это коровки, – звучит звонкий весёлый голос. – Они дают нам молочко…

…Эркин рывком откинул одеяло и сел. Вот оно! Узнал! Она была учительницей в имении, учила хозяйских детей, и это её он тогда вытаскивал из щели за брикетами. Ох, чёрт дери, как неладно!

Женя дышала по-прежнему ровно, он, кажется, её не разбудил. Эркин встал и, не включая свет, не одеваясь, пошёл на кухню. По дороге, в прихожей, нашарил в кармане полушубка сигареты и спички. Он их носил с собой только для того, чтобы, если что, не ломать компанию, но сейчас остро захотелось закурить, вот захотелось – и всё, и он… он же свободный человек, делает, что хочет.

Женя проснулась от ощущения пустоты рядом и смутного чувства тревоги. Эркин? Что-то случилось? Она включила лампу на тумбочке, встала, накинула халатик и вышла из спальни. Всюду темно и тихо. Где он? Где его искать в огромной квартире? Вроде… вроде на кухне что-то… Она вошла в кухню и сразу увидела его силуэт. Эркин отодвинул штору и, стоя у окна, курил.

– Женя? Я разбудил тебя?

– Нет, – Женя подошла и обняла его. – Тебе не холодно?

– Нет. Женя, я вспомнил. Она, мисс Дженнифер Джонс, – он заговорил по-английски, – она была в том же имении, учила хозяйских детей.

– Ну и что? – Женя погладила его по плечу, спине. – Что в этом такого, Эркин?

– Если она узнает меня… – Эркин не договорил.

– Ну и что? – по-прежнему не понимала Женя. – Ты был там скотником, да?

– Да, – кивнул Эркин. – Что я… спальник, знает ли она это… Не знаю.

– Даже если и знает… Ну, успокойся, Эркин, ничего страшного в этом нет. Или, – вдруг догадалась она. – Эркин, она… обижала тебя?

– Нет, – Эркин невольно улыбнулся. Женя не увидела, а почувствовала его улыбку. – Нет, Женя, у меня нет обиды на неё.

– Ну, вот видишь, всё в порядке.

Женя поцеловала его в щёку.

– Ты докури и ложись. А то поздно уже.

– Да, – он снова заговорил по-русски. – Ты ложись, Женя, я сейчас.

Она ещё раз поцеловала его и ушла. Света они не зажигали, и, глядя в окно, Эркин видел не себя, а ночную заснеженную улицу. «Ничего страшного». Если б только он мог объяснить… она скажет правду, а правда однозначна: попытка изнасилования. Даже если забыть, что он спальник, что цветной, индеец, раб… да, здесь это неважно, но остаются один на один: сильный мужчина и слабая девушка. Он – нормальный здоровый мужчина, и ему не доказать, что тогда он был… перегоревшим спальником, неспособным на изнасилование… просто потому, что не способен. А изнасилование – всюду преступление. И попытка тоже. Об этом много толковали в лагерной курилке у пожарки. Что же ему делать? И один ответ. Ничего. До сих пор она его не узнала. Может, и потом не узнает. Значит, надо оставить всё как есть. И жить дальше так, будто ничего не было. И может… может, и обойдётся. Всё-таки была ночь, темно, и он тогдашний… Вряд ли она его разглядела, а до этого он видел её только издали, а она рабов не рассматривала. Может, и обойдётся.

Эркин подошёл к мойке, повернул слегка кран и погасил под струйкой воды окурок, выкинул его в ведро и пошёл в спальню. Нет, Жене знать об этом незачем. Сделать вид, что ничего не было, и жить дальше. Может, и обойдётся.