– Элли, ты… Ты очень хорошая, – она, повернувшись к нему, молча ждала. – У меня есть ещё одна просьба.

– Да, Джек, я всё сделаю.

– Поклянись.

Он никогда ещё не говорил с ней так серьёзно.

– Клянусь. Ну… ну, памятью мамы клянусь.

– Памятью мамы, – медленно повторил он и кивнул. – Этому верю. Элли, забудь про меня. Увидишь когда-либо, услышишь что-нибудь, не узнавай. Не было меня. Ничего не было.

Глаза Элли расширились, она медленно подняла руку, прижала пальцы к своим губам, словно зажимая крик, и кивнула.

– Спасибо, Элли. Прощай.

– Прощай, Джек, – шёпотом выдохнула Элли.

Андрей повесил на плечо сумку и открыл перед Элли дверь.

Тихое тёплое утро. Молча, сразу и рядом, и порознь они спустились по ступенькам с веранды, за их спинами щёлкнул замок захлопнувшейся двери, и Элли пошла через газон к воротам, а Андрей повернул за угол к лазу в живой изгороди.

Когда Андрей вышел на дорогу, он издали увидел Элли возле указателя «остановки по требованию» до Кингслея, и остался стоять в зарослях, наблюдая. Убедившись, что она благополучно села в местный автобус, он сквозь кусты по еле заметной тропинке вышел на параллельную дорогу, встал на обочине и приготовился ждать. Ему в другую сторону и в другой город, и вообще…

Светлело небо, облака заметно поредели. На траве блестит роса, и птицы вовсю гомонят, нет, поют. Весна. Сегодня первое марта. Как и год назад, он на дороге. Тогда всё его имущество было надето на нём, а богатство – в ящике с инструментами. А сейчас… вот инструменты жалко, но слишком опасно соваться в Джексонвилл. Ладно, добраться до Эркина важнее, а инструменты – дело наживное.

Зашумел мотор, и Андрей сразу напрягся, готовый ко всему. И не удержался от радостной улыбки, увидев русский военный грузовик. Вот удача! И с той же улыбкой рванулся навстречу машине с вскинутой в призывном жесте рукой.

Шофёр в лихо сдвинутой на ухо пилотке остановил машину, но глядел настороженно.

– Ну?

– До комендатуры подбрось, а? – улыбался Андрей.

– Та-ак, – шофёр подозрительно осмотрел его. – А язык откуда знаешь?

– Из угнанных я, – Андрей улыбнулся ещё шире и бесхитростнее. – Домой охота, в Россию.

– Ладно, – кивнул шофёр. – Будет тебе комендатура. Полезай в кузов.

– Ага! Спасибо, браток.

Андрей кинул сумку в кузов и быстро перелез через борт. Шофёр рванул машину с места прежде, чем он сел, и Андрея едва не выкинуло обратно. Он сел на дно кузова и засмеялся. Ну, всё, он едет! И тут же одёрнул себя: ещё не вечер, ещё всякое может быть. Но… но привезут его точно в комендатуру. Уже легче.

Машина шла быстро, и он сел в угол у кабины, чтобы при нечаянном толчке не вылететь наружу, закурил и с одинаковым наслаждением глотал дым и рассматривал стремительно летящие назад деревья в молодой нежно-зелёной листве, зелёную щётку травы, смотри-ка, ведь за одну ночь всё вылезло, и солнце уже проглядывает. Нет, всё хорошо, всё будет тип-топ, всё отлично, а если Эркин на той стороне, то он найдёт, Россия велика, но найдёт. А там… там они заживут. Кингслей точно в стороне остался, ну да, там комендатуры нет, туда ни ему, ни машине не надо, а куда ж едут? В Диртаун, что ли? Тоже неплохо и весьма, там точно комендатура есть, видел её, когда шатался по городу между рейсами. Ага, точно, сейчас… сейчас направо поворот и площадь. Вот и она, комендатура, серое здание с русским флагом на фасаде.

Пискнув тормозами, машина остановилась напротив входа, и Андрей, схватив сумку, одним прыжком перемахнул через борт и подбежал к кабине.

– Ну, спасибо, браток! Сколько с меня?

Его искренняя радость, видимо, рассеяла последние сомнения шофёра. Солдат улыбнулся и ответил несравнимо сердечнее:

– Ладно тебе, земляк. Удачи.

– И тебе удачи.

Андрей даже помахал ему вслед рукой и подошёл к двери. Помедлив с секунду, открыл.

После залитой утренним солнцем площади вестибюль показался полутёмным. И, подходя к столу дежурного, доставая и заранее протягивая ему своё удостоверение, Андрей увидел за его спиной на стене часы и рядом большой календарный лист. Первое марта сто двадцать второго года, восемь часов ноль две минуты. Всё! Он добрался!

– Здравствуйте, вот…

– Здравствуй, на выезд?

– Да.

– По коридору направо, третий кабинет.

Андрей сам не ожидал, что с такой лёгкостью заговорит по-русски, будто и не было этих месяцев. А может, и впрямь не было? Как их объяснить, он, в общем, уже продумал, авось пронесёт.

Андрей остановился, вдохнул, выдохнул и постучал в дверь с цифрой «три».

– Войдите, – сказали из-за двери.

Он ещё раз перевёл дыхание и вошёл…

Каким же длинным, суматошным и одновременно нудным был этот день. Андрей лежал на своей койке, глядя в синий от ночного света потолок, и слушал ровный медленно затихающий гул ночного барака. Храп, разговоры, скрип коек, сонные стоны и всхлипывания. А в голове путаются обрывки сегодняшних разговоров, под веки словно песка насыпано: и режет, и не закрыть. Неужели пронесло, неужели снова, в который раз, прошёл по краю и не упал?

…– Почему вовремя не пришёл за визой?

– Да ранили в Хэллоуин. Только отлежался, болячку какую-то подцепил. Ну и… закрутился, в общем…

А ведь ни словом не соврал. Правду говорить всегда лучше: не забудешь и не спутаешь. Только слова правильные подберёшь и вперёд. И не спорь, всё сами за тебя придумают и тебе же скажут.

…– Понятно. А потом что? Муж вернулся?

– Точно! А… а как вы догадались?

– По твоему носу, – смеётся лейтенант. – У тебя на носу вся твоя биография написана. Будешь ждать машину или своим ходом?

– Буду ждать…

Конечно, не дурак же он – выходить наружу, где вполне возможно нарваться… на кого угодно, от полиции до дружков Найфа.

…– Ждите. Мы проверим наличие визы. Можете выйти в город, придёте через два часа.

– А здесь если… можно?

Насмешливо понимающая улыбка. Видно, не один он такой, кому в комендатуре безопаснее.

– По коридору до конца, во внутреннем дворике.

– Спасибо…

…– Раздевайся до пояса. Ох, как тебя разрисовали. Жалобы есть?

– Да нет, зажило всё.

– Посмотрим…

…– А это что? Телефон что ли?

– Ага!

– А наколол зачем?

– А по глупости.

– Хорошо, хоть понимаешь…

…Да, вот это – главное. И опять знающие правы. Ещё там слышал, что ищут, пока приказ есть. А если по бумагам прошло, что мёртв, то и искать не будут. Даже рассказывали про одного такого. Подходящий труп подсунул, ну и прошёл по всем спискам, что мёртв, его из ориентировок и убрали. Сами документы сменил, а так особо и не прятался. Вот и здесь так же. По бумагам живых лагерников нет, вот и не проверяют на номер. И врать не пришлось, только поддакивал. А в курилке в общем трёпе ещё проще. И опять же, если не врать и правильными словами говорить, то всё тип-топ…

…Угнали когда?

– Мальцом ещё. Ну, я в школу год отходил, а может, и два. Не помню уже толком. А там… – и вздох, всё объясняющий понимающим слушателям.

– Понятно.

– Ну да, парень, у меня так же.

– И чо, из родных кто жив?

– Брат.

– Чегой-то порознь поехали?

– Хэллоуин раскидал. Заново искать буду.

– Найдёшь.

– Не сумлевайся, парень, коли жив твой брательник, так занепременно найдёшь…

…Андрей вздохом перевёл дыхание. Да, всё пронесло. Первичная проверка, дорога, медосмотр. Теперь ему здесь заново месяц ждать визу и месяц проходить врачей и психологов. А это новые проверки. Пойти покурить что ли, отвести душу… и нет сил встать. Внизу сопит и похрапывает его сосед. Вроде, ничего мужик, спокойный, лет за тридцать, с вопросами не лезет. Так же лежал, когда комендант привёл новичка в этот отсек и сказал: