В двенадцать минут второго Чак подъехал к «Голубой звезде» – отелю с рестораном, слишком, пожалуй, большому для такого захолустья, как Коркитаун. На вывеске были заметны следы переделки: раньше гостиница называлась «Пурпурной звездой», и после капитуляции название высшего имперского ордена владельцы посчитали неуместным, но закрасили слабо. На всякий случай – усмехнулся Чак. Слышал он об этом… притоне-пристанище, но работать не доводилось ни разу. И одновременно он затормозил, и открылась дверь отеля, выпустив двоих. В два шага они пересекли тротуар, хлопнули дверцы «ферри», и Чак стронул машину. Всё вместе заняло несколько секунд, не больше.

– В Колумбию, Чак, – спокойно распорядился Джонатан и улыбнулся. – На квартиру.

– Слушаюсь, сэр, – невозмутимо ответил Чак. – В Колумбию, на квартиру.

Сегодня Джонатан и Фредди сели сзади. В зеркальце над ветровым стеклом Чак видел их спокойные усталые лица. «Есть ситуации, когда за рулём должен быть третий». Да, именно так и сказал тогда Джонатан, отвечая на его дерзкий вопрос.

Незаметно для себя Чак старался вести машину очень плавно, чтобы не потревожить сидевших за его спиной. Доверившихся ему.

Дождь то ослабевал и становился моросью, то снова припускал почти ливнем. И автовокзал, к радостному удивлению Андрея, был битком набит ожидавшими своих рейсов промокшими, как и он, людьми. Так что внимания на него никто не обращал: у всех своих забот полно.

В уборной Андрей закрылся в кабинке и первым делом снял с пачки денег банковскую ленту, прочитал – на всякий случай – всё написанное на ней, изорвал, как можно мельче, и бросил в унитаз и спустил воду. Сто сотенных, а в тех пачках были тысячные. Тысячную разменивать – запомнят, он ещё и потому бросил те там, а себе взял эту, так сказать – он ухмыльнулся – «заработанную». Одну сотенную сунул в карман, остальные завернул в туалетную бумагу и засунул опять под рубашку. Осмотрел унитаз, проверяя, не прилип ли где обрывочек, и спустил воду вторично. Ну, вот с этим – всё, остальное потом.

Он вышел из кабинки, вымыл руки. Хорошие какие перчатки, прозрачные, совсем незаметные, и отпечатков не оставляют. Где только эта сволочь раздобыла такие? Жаль, теперь не узнаешь, а то бы прихватил тройку-парочку про запас. Но сейчас и от них надо избавиться. Так что осмотримся, обнюхаем, что можно, и продолжим.

Одежду ему дал Найф, и Андрей быстро убедился, что никак и ничем в толпе не выделяется. Правда, куртка-ветровка тонкая и промокла насквозь, пока он блуждал по улицам, но это не самое страшное. Не сахарный – не растает.

Потолкавшись у одного из передвижных лотков, купил себе хот-дог и картонный стаканчик кофе, благополучно разменяв сотенную. И уже – сытым не назовешь, но по телу пошло тепло от съеденного – пошёл смотреть карту маршрутов и расписание.

В Кингслей ни одного маршрута не было. Прямого. Но если с пересадкой в Диртауне, оттуда до соседнего местечка Бредфорда, а там что… на попутке? Рискованно. Э, нет, вот ещё через, да, три без малого часа рейс, кружной с остановками и можно будет сойти по требованию, а там напрямик. И здесь не светиться, а спать и в автобусе можно.

Он пробрался к кассе, купил билет, потолкался ещё, купил в одном лотке сигарет, а в другом зажигалку. Как ни тянуло в зал для цветных, Андрей держался: нельзя, здесь его не знают и это даже не засветиться будет, а нарваться. Он же сейчас без документов, «беспаспортный» по-русски, а это – лакомая добыча для любого патруля, хоть полицейского, хоть комендантского. А ему надо добраться до Элли, забрать у неё удостоверение и рассчитаться, а там… там прямым ходом до ближайшей комендатуры. Всё, с этим решено, цели определены, как говорится, задачи поставлены. Теперь перчатки.

Он снова пошёл в уборную, в кабинке стянул перчатки, разорвал их. В унитаз? Забьёт, начнут прочищать и найдут. Значит, в комок и в карман, и… тоже в водосток? Неохота опять под дождь, только-только куртка подсыхать стала. Ладно, найдём по дороге удобное местечко.

Мучительно хотелось купить газету, но пришлось опять же сдержаться: с газетами только пожилые, а выделяться нельзя. Ладно, так походим…

…Когда объявили его рейс, Андрей уже можно сказать высох, выкурил две сигареты, выпил ещё кофе с гамбургером и сока с пирожным и был вполне доволен жизнью. Даже если его сейчас и заметут, он, по крайней мере, сыт.

Не слишком довольный временем и погодой немолодой шофёр принял у него билет, и Андрей прошёл в середину автобуса, сел к окну. Попутчиков немного – рейс не слишком удобный. Ну и к чёрту всё. Нестерпимо хотелось спать. Но он дождался, пока шофёр займёт своё место, закроет дверь и стронет машину. И только когда за забрызганном дождём, как слезами, небрежно вымытым окном побежала назад предрассветная улица, Андрей откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, мгновенно провалившись в черноту настороженного опасливого сна.

На выезде из Колумбии ярко-красный рейсовый автобус разминулся с тёмно-синей «ферри». Ни шофёры, ни пассажиры в обеих машинах не заметили этого.

На масленицу выходных не дали, и гулял, в основном, Старый город, где заводчан было немного. Но суббота и воскресенье – это ж… широкая масленица, все удовольствия. Это надо отпраздновать. И погода как на заказ – солнце и мороз несильный, и безветрие. Ну, гульнём, так гульнём!

Блины Женя отложила на выходные. В будни-то некогда.

– Эркин, я сегодня блины делать буду.

– Мм, – Эркин, обжигаясь, торопливо, как всегда по утрам, пил чай.

– Так ты, когда с работы пойдёшь, купи сметаны, рыбы там хорошей.

– Ага, обязательно.

Эркин снизу вверх посмотрел на Женю.

– Женя, в субботу я в Старый город пойду.

– На кулачный бой? – лукаво улыбнулась Женя.

– Женя! – изумился Эркин. – Ты знаешь?!

– Загорье – маленький город, – смеялась Женя. – Здесь все всё всегда знают. Иди, конечно.

– Ага! – Эркин вскочил на ноги. – Я побежал, Женя, да?

Привычный вихрь утренних сборов, прощальный поцелуй в прихожей, и он уже бежит по коридору и вниз по лестнице.

А в воскресенье открытие Культурного Центра и приглашают всех-всех-всех. И они пойдут всей семьёй. Хорошо, когда праздники.

В бытовке, как всегда по пятницам, шумно и весело.

– Гульнём, братва!

– Кому что…

– Шелудивый о бане, а Ряха о выпивке.

– А что?! Я, братцы, любого перепью. Спорим? – Ряха задиристо озирается по сторонам. – Ну, с кем?

– Халявщик ты, Ряха, – хмыкает Геныч.

– Всё, мужики, – Медведев стоит в дверях бытовки. – Айда.

И все с шумом и гомоном валят следом во двор.

Работа привычна и потому несложна. Контейнеры, коробки, ящики, мешки – не всё ли равно, он со всем справится. Бегает, тащит, толкает, перекликается с остальными и думает о своём.

Завтра, как говорят, кулачки, кулачный бой. Уже не в «стенке», а один на один, но без борьбы, объясняли ему, чистые кулаки. Что ж, если не против Тима, то он любого вырубит. А с Тимом… там и повозиться придётся. И ещё неизвестно, как обернётся. И ещё есть… эти, со второго рабочего двора, да нет, этих он запросто вырубит, трепыхнуться не успеют…

…Он шёл из столовой.

– Хей! – гортанный возглас за спиной заставил его обернуться.

Трое индейцев в рабочей, как и у него, робе грузчиков настороженно, но без особой неприязни осматривали его. Ну, что ж, поговорим. Он ответил столь же внимательным взглядом и решительно подошёл. На последовавшую непонятную фразу ответил сдержанно:

– Не понимаю. Говори по-русски или по-английски.

– По-английски? – переспросил стоящий в центре. – С той стороны?

– Да.

– Давно племя потерял?

– Мои проблемы, – не будет он им объяснять про питомник и прочее.

– А мы вот месяц как уехали. Ты давно здесь?

– Третий месяц скоро.