Мысли путались, сладко ныли натруженные и промятые в душе мышцы. Эркин вздохнул и улыбнулся, засыпая.

Празднование затянулось за полночь. Они сами не ожидали, что так получится. Что поздравить их придут и врачи, и из комендантского взвода, и сёстры… Кто-то просто поздравлял и уходил, кто-то задерживался ненадолго, и было так хорошо, так необычно хорошо… Все они надели свои самые нарядные рубашки, многие щеголяли в джинсах и купленных в городе брюках, ни один в рабском не был. И на столах всего вдоволь, и бутербродов, и пирожных, и конфет… Вина, правда, оказалось в обрез. Чтобы угостить всех пришедших поздравить, сами по второму глотку не сделали. Но и без этого веселья хватало. Пели, танцевали, выталкивая друг друга из-за пианино.

Шум веселья далеко разносился по парку. Стоя за деревом, Чак тщетно пытался разобрать смутные – из-за задёрнутых штор – силуэты. Пог-ганцы! Ни его, ни Гэба позвать и не подумали. А ведь это и их день. И в складчину ихнюю он бы внёс и за себя, и за Гэба. Так ведь – нет, даже не обмолвились, сволочи, поганцы. День Свободы. Так беляков назвали и ублажают, а своих… Очередной взрыв хохота заставил его передёрнуть плечами и сплюнуть. Поганцами были, поганцами и остались, подстилки черномазые.

Он отступил назад и не спеша пошёл к своему корпусу. Завтра его выписывают. Утром позавтракает, переоденется уже окончательно, последняя беседа с доктором, и всё. С тремя тысячами кредиток в кармане он не пропадёт. Первое время.

Под ногами чавкала холодная зимняя грязь. Надо будет ботинки отмыть. Чтоб уж не совсем вахлаком, дворовым работягой смотреться. Жалко, тех ботинок так и не вернули. И перчаток с поясом. Ладно, у Гэба тоже всё отобрали.

Впереди смутно мелькнул чей-то силуэт. Гэб, что ли? Чего это он шляется? Чак подпрыгнул, ухватился за низкий толстый сук, подтянулся, ещё раз, и ещё…

Услышав за спиной шум, Гэб сразу метнулся вбок за деревья и уже оттуда посигналил тихим свистом. Чак ответил и спрыгнул на землю.

– Ты чего это? – вышел на дорожку Гэб. – По ночам бегаешь.

– Размяться решил, – небрежно ответил Чак, вытирая ладони о штаны. – А ты чего не дрыхнешь?

– Не твоя печаль, – отмахнулся Гэб. – Говорят, уходишь завтра?

– Это кто говорит? – хмыкнул Чак и кивнул. – Ухожу. А ты?

– Через неделю, – Гэб насмешливо улыбнулся. – Деньги на меня ещё не пришли.

– А-а, – равнодушно ответил Чак.

Гэб помедлил.

– Надумал уже, куда подашься? – безразличным тоном спросил он. И, так как Чак молчал, вынужденно пояснил: – Чтоб нам в одном городе не оказаться.

– В Колумбию вернусь, – не слишком охотно ответил Чак.

– Не боишься? – насмешливо спросил Гэб.

– Кого мне бояться? – как можно презрительнее ответил Чак и даже сплюнул.

– Ну, твоё дело, – пожал плечами Гэб. – Это тебе со своими… недобитыми встречаться.

Чак стиснул зубы так, что на щеках вздулись желваки.

– А тебе встречать некого? – тихо спросил он.

– По хозяйскому слову, – повёл плечами Гэб. – На мне вины нет.

– Ну да, – кивнул Чак. – Это ты недобитку и объяснишь. А мне… я подранков не оставлял.

– Ну-ну, – хмыкнул Гэб и повторил: – Твоё дело.

– Моё, – кивнул Чак. – А ты куда?

– Пока не в Колумбию. А там посмотрю, – улыбнулся Гэб.

– Смотри, – согласился Чак и добавил: – Смотри, на дороге мне не попадись.

– А ты тоже поглядывай.

И до своего корпуса они шли рядом, но каждый сам по себе.

Когда вместе с другими сёстрами зашла поздравить их Люся, как-то так получилось, что стакан с вином ей дал Крис. Нет, он не собирался подходить, даже не думал о таком, а увидев, задохнулся и онемел. Но тут ему сунули в руку стакан, и он с Эдом, Майклом, ещё с кем-то из парней подошёл к гостьям и… и оказался напротив Люси. Отступать было уже невежливо, и он, как во сне, протянул ей стакан. И она взяла, и, как все, подняла, показывая всем, сказала, что поздравляет их с Днём Освобождения. Но смотрела она только на него – он же так и торчал перед ней, столб столбом – и улыбалась ему. Выпила за их свободу и ушла. А он… он только и сумел, что уже не выпускать из рук этот стакан. Её стакан. И пить старался так, чтобы его губы касались этого же места. Он бы весь остаток вечера так просидел, но его дёрнули за одним делом, за другим и… и он опять закрутился в общем водовороте. И пел со всеми. Они так разошлись, что даже «Лозу» спели. Впервые не таясь, в полный голос. Ничего не боясь и хвастаясь голосами.

Раздеваясь у себя в палате, Гэб прислушался. Но «Лозы» уже не слышно. То ли далеко, то ли заткнулись поганцы. Ну и… ну и чёрт с ними, накласть ему на них с присвистом и перехлёстом. Своих проблем полно. Завтра Чак уберётся. Уже хорошо. Место-то одно. Повезло, что этот чмырь Чака не увидел. Чак в тренажёрном лучше смотрится. И в стрельбе, и в рукопашном сильнее. Так что… повезло.

Гэб улыбнулся. Везёт редко. Надо уметь ухватить, как говорил Грин, ухватить Фортуну за косу. И вышло-то всё случайно…

…Он нашёл в парке укромное место, чтобы без помех и лишних глаз восстановить растяжку. Ноги-то у него не болели и не отнимались, это с руками проблемы, а ноги… только суставы и мышцы разогреть. Занимался спокойно, без опаски. И чужой взгляд не сразу почувствовал. А почувствовав, не придал значения: мало ли кто по госпитальному парку шляется, ничего же запретного в гимнастике нет, да и соврать, что, мол, доктор велел, всегда можно. Но – на всякий случай – встал прямо и оглянулся. И увидел беляка. Коричневое кожаное пальто, руки в карманах, шляпа надвинута на брови, в углу рта сигарета, воротник поднят. То ли от ветра – дождя как раз не было, то ли лицо скрывает. Испугаться он не испугался. Голыми руками его не взять, да и… да и всё-таки госпиталь русский, за просто так его мордовать не дадут. Беляк улыбнулся, не разжимая губ.

– Ловко у тебя получается, парень.

– Спасибо, сэр, – осторожно ответил он.

Беляк кивнул. Плохо различимые в тени от шляпы, но заметно светлые глаза смотрели внимательно. Необидно внимательно. Не по-надзирательски, а, да, именно по-хозяйски.

– Стрелять можешь умеешь?

– Да, сэр, – ответил он спокойно.

Он был в своей кожаной куртке, носили такие только телохранители, так что беляк должен сам всё понимать, а значит, и прятаться нечего.

– Что водишь? Машина, мотоцикл?

– А что надо, сэр? – рискнул он умеренно сдерзить.

Беляк улыбнулся уже не так зажато.

– Гриновский?

Он насторожился. А это знали уже немногие. Но отказываться не стал. Незачем.

– Да, сэр.

– Значит, грамотный.

Беляк не спрашивал, но он кивнул.

– При ком-то или сам по себе?

Он весь напрягся, чуть не задрожал. Неужели работа наклёвывается? Но ответил с привычным равнодушием.

– Сам по себе, сэр.

– Залечил, от чего лечился?

Он пожал плечами.

– Не жалуюсь, сэр.

– Хорошо, – кивнул беляк. Вытащил руку из кармана, полез за борт пальто и достал… визитную карточку. – Держи, парень. Когда выйдешь отсюда, зайди.

Он ответил заученной формулой благодарности, взял визитку и не удержался: сразу стал читать. А пока читал, беляк незаметно ушёл. Рудольф А. Эйзенгратц. Частное детективное агентство «Аргус», дом шесть, Пятая авеню, Дарроуби, графство Дурбан, Алабама. И тщательно замазанное корректором последнее слово: Империя. Ага, её уже точно нет, а что вместо неё будет – ещё неизвестно, так что новых визиток делать не стали, а старые вручную подправили – усмехнулся он. И телефон. Обратная сторона была чистой. Он спрятал визитку во внутренний потайной карман куртки и снова взялся за упражнения. Пока мышцы не остыли, надо закончить разработку суставов…