Эркин шёл быстро, движением разгоняя усталость. Проверяя себя, своё ощущение глубокой ночи, посмотрел на часы. Ого, уже почти полночь. Во сколько ж он дома будет? Хотя… если Женя уже спит, так даже лучше, спокойно спрячет пакет в кладовку. Не меняя шага, он зубами сдёрнул с руки варежку, сунул её в карман и сгрёб ладонью горсть снега, протёр лицо. И вроде полегчало даже. Улица пуста, фонари горят через два на третий, но достаточно светло. От снега или… Закинув голову, он увидел тускло просвечивающее пятно луны. Под ногами поскрипывал снег. Эркин вытер мокрое лицо варежкой, чтоб не обморозиться, и прибавил шагу. Тёмные громады домов – ни одно окно, ни одна витрина не светятся, белая слабо искрящаяся улица. А совсем это не плохо – зима. И вот уже угадывается громадина «Беженского Корабля». Его дом. Его семья. Эркин нашёл свои окна, не поверил себе и снова стал отсчитывать от башни. Да, получается, что это спальня. Женя не спит? Почему? Случилось что-то? Он сорвался и побежал.
На одном дыхании Эркин влетел в подъезд, взбежал на второй этаж и остановился, нашаривая ключи, у своей двери. Перевёл дыхание. Мягко щёлкнул замком и вошёл.
И сразу – по особой сонной тишине – понял, что всё в порядке.
В прихожей было темно, только щель под дверью спальни светилась. Бесшумно ступая, Эркин проскользнул в кладовку и сунул пакет в верхний угол на стеллаже, вернулся в прихожую, включил свет и стал раздеваться. Снял и повесил полушубок, ушанку, да, варежки вынуть из карманов и положить, вот так, а то не высохнут, разулся, смотал портянки и с наслаждением ощутил ступнями чистый прохладный пол. Портянки надо в ванную, но… но сначала он подкрался к спальне, осторожно приоткрыл дверь. И в щёлку увидел спящую на кровати Женю. Прямо поверх одеяла, в халатике… Пока Эркин думал: войти и уложить Женю сейчас или сначала обмыться в душе, Женя сонно шевельнулась, подняла голову и… и увидела его. Когда их глаза встретились, Эркин уже смело открыл дверь и улыбнулся. Женя ахнула и сорвалась с кровати.
– Господи, Эркин! Наконец-то! Устал?! Поешь сейчас. Господи, с праздником тебя, – целовала его Женя.
– Ага, ага, – кивал Эркин, быстро целуя её в подставляющиеся части лица и шеи. – Я в душ сначала… Женя, а что за праздник? Я есть не хочу… Женя, тебе понравилось?
Наконец они разобрались, что Эркин сейчас пойдёт в душ, а Женя пока подогреет чайник, и он хоть чаю попьёт.
В ванной Эркин разделся, сунув бельё и рубашку в ящик для грязного. Его старые джинсы и ковбойка уже лежали рядом на маленькой табуретке. Время позднее, Алиса седьмой сон видит, и Эркин не стал закрываться на задвижку. Немного потянулся, разминая мышцы, и пошёл в душ. Горячая сильная струя хлестала его по плечам и голове. Он поворачивался, наклоняясь и выгибаясь, подставляя то грудь, то спину, потом немного «поигрался», быстро чередуя горячую и холодную воду, и наконец со вздохом – всю бы ночь так простоял – выключил воду, перешагнул через бортик на пушистый коврик и стал вытираться.
Женя ждала его на кухне. На столе две чашки с чаем, тарелка жаренной с мясом картошки, а это что за коробка?
– Женя, а это что?
Женя рассмеялась и сняла крышку.
– Пирожное? – удивился Эркин, глядя на кремовые завитушки и цветы. – Такое большое?
– Это торт, – Женя обняла его и поцеловала в щёку. – С праздником тебя, милый.
Эркин быстро поцеловал её в ответ. Женя усадила его за стол, села напротив и с удовольствием смотрела, как он ест. Эркин сам не думал, что так проголодался. Домой шёл – об одном думал: лечь и заснуть, а увидел еду – и за уши теперь не оттащишь. Доев картошку, он поднял на Женю глаза и улыбнулся.
– Вкусно как, спасибо, Женя.
– Положить ещё? – счастливо улыбнулась Женя.
Эркин прислушался к себе и покачал головой.
– Да нет, наелся уже.
– А теперь чай. С тортом!
Женя аккуратно подцепила кусок – торт был уже нарезан – с самой большой розой, положила на блюдце и подвинула Эркину.
– Женя, а себе?
– И себе возьму, – успокоила его Женя.
Торт Эркину раньше есть не приходилось. Ни в Паласах, ни на выездах тортов не было. И Эркин схитрил: выждал, пока не начнёт есть Женя, и уже тогда начал сам, подражая ей.
– Мм, Женя, никогда такой вкусноты не ел.
– Правда? – просияла Женя. – Я очень рада, ешь на здоровье.
– Да, Женя, – Эркин облизал ложку и отхлебнул чаю, от которого по телу разлилась тёплая волна. – А что за праздник сегодня? Меня участковый поздравил, бригадир, и ты сейчас… а я и не знаю.
– Эркин! – Женя распахнула глаза. – Ты забыл?! Сегодня же двадцатое!
– Ну… ну, это я помню, а праздник-то какой?
– Сегодня годовщина, Эркин! Ну?
– Годовщина чего?
– Освобождения. Эркин, год назад рабство отменили. Ну же, вспомни.
Эркин медленно поставил на стол недопитую чашку. Свёл брови.
– Вот, значит, что, – тихо сказал он. – Я тогда и не знал, что это было… двадцатого, – невесело улыбнулся. – Рабу все дни одинаковы.
Женя молча смотрела на него. Эркин прикрыл глаза, стиснул зубы, явно пересиливая себя. И наконец улыбнулся.
– Спасибо, Женя, я – дурак, это и в самом деле праздник.
– Ну, Эркин, ты совсем не дурак, не выдумывай, – рассердилась Женя. – И чтоб я этого больше не слышала. Отрезать тебе ещё торта?
Эркин погрузился в столь демонстративное глубокое раздумье, что Женя рассмеялась. И он удовлетворённо улыбнулся.
– Неудачно, что я во вторую, да?
– Ничего страшного. Ты знаешь, мы по авральному режиму теперь работаем.
– По какому?
– Работа не по звонку, а сколько нужно, – улыбнулась Женя.
– Ага, – кивнул Эркин, – тогда знаю. Мы так же. Завтра я с двух, а когда вернусь… – он развёл руками.
– Как сегодня, – понимающе кивнула Женя.
– А может, и позже. Но за ёлкой я завтра с утра схожу. И ещё… у нас картошка кончается, так? Вот и куплю.
– Хорошо, – согласилась Женя.
Они обговорили всё на завтра, и Эркин решился.
– Женя, тебе… тебе понравилось? Ну, как в спальне стало?
– Конечно, – улыбнулась Женя. – Так красиво, ты молодец, и с зеркалами… ты специально их так поставил?
Эркин кивнул. Женя ласково погладила его по голове и плечу. Он, как всегда, перехватил и поцеловал её руку. И встал.
– Поздно уже. Ты не успеешь выспаться.
– На такой-то кровати? – лукаво улыбнулась Женя.
И вдруг зевнула.
– Ты иди, ложись, – заторопился Эркин. – Я сам всё уберу.
– Ладно, – не стала спорить Женя. – Ты торт под окно поставь. И картошку.
– Да, хорошо.
Эркин собрал со стола посуду, свалил её в раковину и стал мыть. Женя помедлила у двери, глядя на него. Эркин быстро обернулся и улыбнулся ей.
– Иди, Женя. Я быстро.
Женя кивнула и ушла. Оставшись один, Эркин домыл и расставил на сушке посуду, убрал в шкафчик под окном кастрюлю с картошкой и коробку с тортом, протёр клеёнку на столе. Ополоснул и повесил тряпку, расправил нарядное кухонное полотенце. Его и ещё три таких же им подарили на новоселье. А для Тима Женя купила кухонную скатерть и десять салфеток. Всё правильно. Дарили им, дарят они. Всё правильно. Он ещё раз оглядел кухню, погасил свет и вышел.
Женя уже спала, но свет она оставила. И Эркин, раздеваясь, полюбовался и мебелью, и безмятежно спящей Женей. Он выключил свет и мягко нырнул под одеяло, лёг рядом с Женей. А что, перины нет, что ли? Упругая жёсткость нового матраса, прохлада простыни, мягкая тяжесть одеяла и тепло живого тела рядом. Он осторожно подвинулся к ней. Женя вздохнула, не открывая глаз, и положила руку ему на грудь.
– Спи, милый. Спи, мой хороший.
Эркин накрыл своей рукой её ладонь, прижал к себе. Глубоко вздохнул. Надо спать. Женя устала, ждала его, надо будет завтра сказать ей, пусть не ждёт, ложится спать, а то она не высыпается. Женя дышала ровно, и он очень осторожно погладил себя её рукой и медленно распустил мышцы. Всё, всё, не думай и не мечтай, надо спать. Сегодня год твоей свободы, год с того дня, когда ты сидел на заднем крыльце Большого дома и смотрел на распахнутые ворота. И ты даже не знал, какой это день. Просто сидел и смотрел. И вот… Это его дом, его… жизнь. Рядом с ним лежит Женя, его… его жена, да, она – жена ему, а он – её муж, в соседней комнате спит их дочь. И всего год…