– Что ж, – Фредди внимательно смотрел на профессора. – Это можно попробовать. Но мы должны быть уверены, что никого не потащим на хвосте.

– Если сами не проколетесь, то и хвоста не будет, – резко ответил Бурлаков.

– Резонно, – усмехнулся Джонатан, беря листы и подравнивая ладонью пачку.

– Я понимаю, что оговаривать сроки бессмысленно, но мне бы хотелось решить эту проблему до Рождества, – твёрдо сказал Бурлаков.

Фредди и Джонатан переглянулись.

– Что ж, – улыбнулся Фредди. – Ничего не гарантирую, но может и успеем.

– Хорошо, – кивнул Бурлаков. – Я буду ждать.

– А в Комитете вы предупредите?

– Кого? Женщин, чьи мужья и дети остались там же? И о чём? Что к парню надо отнестись чутко и внимательно?

– Да, конечно, – согласился Джонатан. – Можно ещё вопрос?

– Пожалуйста.

– Насколько ваш Комитет курируется… администрацией?

Бурлаков улыбнулся.

– Мы работаем самостоятельно. Но сотрудничаем в интересах дела.

– Какого дела?

– Хотя бы наказания военных преступников.

– Что ж, хорошее дело, – хмыкнул Джонатан.

– Скажите, профессор, вы говорили, что есть ещё уцелевшие, – начал Фредди.

– Да, – сразу ответил Бурлаков. – Двое. Но они оба в тяжелейшем состоянии. Сейчас они в Центральном военном городе в Спрингфилде. Врачи делают, что могут.

«И никто ничего не знает?! – удивился про себя Старцев, – вот это конспирация, с ума сойти!». А вслух спросил:

– Вы видели их?

– Да. Видел, пытался разговаривать. Но… они оба уверены, что находятся в лагерном лазарете.

Фредди присвистнул.

– И давно они… так?

– Их нашли ещё в декабре. Один лежал на краю рва с трупами. Сумел зацепиться за край, наполовину выполз и потерял сознание. Почти замёрз. Его заметили с дороги. А второго… там рядом как раз работали сапёры с собаками, – Фредди понимающе кивнул. – Одна из собак стала тянуть в сторону рва, визжать. Кто-то вспомнил, что до этого собака была санитарной, то есть обучена поиску раненых, и отпустили её. Она побежала ко рву, стала лапами раскапывать трупы. Ей помогли. Разобрали трупы и вытащили. Оба были ранены, пулевые и… Вы, наверное, слышали, что потом добивали штырями. У одного прошло по рёбрам, у другого хуже, но жизненно важные уцелели, – все трое молча слушали оборванные не слишком внятные фразы, произносимые ровным до безжизненности голосом. – Их перевязали, отправили в госпиталь, и вот с того времени… Их лечат, поддерживают жизнь, но сознание…

– Но если они увидят своих близких, – вдруг сказал Старцев, – кого-то, кто дорог и не связан с лагерем…

– Точно, – сразу кивнул Фредди.

– Мы думали об этом. Но для этого надо их опознать. Как мы будем искать их близких, семьи?

– А что? – осторожно спросил Джонатан. – Они не хотят назваться? Скрывают?

– Они не помнят. Всё, что было до лагеря, словно стёрто из памяти.

– А опознанием? По фотографиям…

– Седые беззубые старики с изуродованными лицами и телами. Какими они были до…? Мы пока даже не можем определить, когда они попали в лагерь, и по какой статье, а об именах… – горечь, прорвавшаяся в голосе Бурлакова, заставила его замолчать.

– А по номерам? – задумчиво спросил Джонатан.

Бурлаков кивнул.

– Разумеется. Но архивы СБ уничтожены. Пока перелопачиваем судебные. Там уцелело больше, но… работать и работать.

Фредди задумчиво отхлебнул.

– И что, больше никого?

– Ни-ко-го, – разделяя паузами слоги, ответил Бурлаков. – Тогда же, в декабре, мы проверяли все рвы, овраги, тюрьмы, лагеря… Так наш Комитет и возник. Искали уцелевших. Мы нашли два рва, забитых до краёв детскими трупами в лагерной робе. Расстреляны, добиты из пистолетов в упор и ещё проткнуты штырями! – он тяжело перевёл дыхание. – Извините.

– Мы понимаем, – кивнул Джонатан.

– Сделаем, что сможем, – поддержал его Фредди. – Постараемся, чтобы у парней не было неприятностей.

– У парней? – вскинул брови Бурлаков. – Но, насколько я знаю, недоразумение со спальниками устранено. Ему, как бывшему спальнику, ничего не грозит.

– Но он этого не знает, – усмехнулся Фредди. – Вы ведь когда были в Спрингфилде, в госпитале, говорили там с парнями, раз знаете об их вражде с лагерниками. Я, кстати, этого не знал.

– Да, – кивнул Бурлаков. – Был. Беседовал с ними, с доктором Аристовым. Он, тоже кстати, – Бурлаков улыбнулся, – очень хорошо о вас отзывается. Мы, Комитет, склоняемся к тому, что бывших спальников можно отнести к категории безусловно и невинно пострадавших, то есть Комитет берётся защищать их права.

– Резонно, – хмыкнул Джонатан и вдруг улыбнулся. – А вы, Генни, так и решили остаться свидетелем?

– Не хотел портить вам игру, – улыбнулся Старцев. – Правы вы все. А когда не знаешь, кому подыгрывать, лучше не лезть.

– Верно, – кивнул Фредди. – Уметь промолчать тоже… надо уметь. Скажите… а слежку когда начали?

– За кем? – улыбнулся Старцев.

– Браво! – хлопнул в ладоши Джонатан.

Старцев театрально склонил голову и очень серьёзно продолжил:

– Слежки не было. Просто, когда рассеянная информация собирается в одном центре, можно восстановить практически целостную картину. Вы слышали такой термин: «мозговой штурм»?

– Нет, – стал серьёзным Джонатан. – Но о смысле догадываюсь. У вас не будет неприятностей, Генни?

– За то, что я вам это сказал? Нет, конечно. Методика «мозгового штурма» давно известна, несекретна и широко применяется в научных исследованиях. В ход идёт любая информация. Понимаете? Как мозаика.

– Понятно, – кивнул Фредди. – А если информации нет?

– Нельзя спрятаться так, чтобы тебя никто не видел, – Старцев посмотрел на Бурлакова, и тот кивнул. – Кто-то что-то видит, слышит, знает… Когда незначительные мелочи собираются воедино… И отсутствие информации тоже информативно.

– Я понял, – кивнул Джонатан. – И чем мы обязаны такому вниманию? Прости, Генни, это уже не тот вопрос.

– Не тот, – подтвердил Фредди, не дав Старцеву ответить. – Это наши проблемы.

– Приятно говорить с понимающими людьми, – улыбнулся, вставая, Старцев. – Сожалею, но нам ещё долго ехать.

– Разумеется, – Джонатан встал одновременно с Фредди и Бурлаковым. – Было очень приятно познакомиться, профессор.

– Мне тоже, – улыбнулся Бурлаков.

Обмениваясь обычными любезностями, они вышли во двор и направились к машине. Как из-под земли возникли четыре негритёнка, но из кухни выглянула Мамми и грозно взмахнула полотенцем. Вся четвёрка мгновенно исчезла. Старцев рассмеялся, улыбнулся и Бурлаков.

– Ну что ж, как со мной связаться, вы знаете, – Бурлаков протянул руку Джонатану, затем Фредди. – И… пожалуйста, сообщите мне о любом результате.

– Разумеется, – кивнул Джонатан. – Спасибо, профессор. Спасибо, Генни.

– Сделаем, – поддержал его Фредди. – Спасибо. До встречи.

Когда машина уехала, они переглянулись, но говорить было некогда: скопившиеся за эти полдня дела уже ждали их.

Старцев вписал машину в поворот, покидая имение.

– Что скажете, Игорь Александрович?

– Проигрыш или победа? Вы это имеете в виду, Геннадий Михайлович?

– Да.

– Не знаю. Я планировал иное. Но то, что получилось… Я проиграл: информации мне не дали. Но, если честно, я на это особо и не рассчитывал. Я хотел понять.

– Мотивы их поведения?

– Да. Разумеется, они отлично знают, где сейчас оба пастуха, знают, что один спальник, а другой – лагерник, ещё… многое знают. Но они согласились на дальнейший контакт. А это уже победа.

– Да, учитывая их…особенности, это серьёзное достижение, – кивнул Старцев. – Но вы не назвали мотивы.

– Их поведения? Мне думается… благодарность. Знаете, нелегалом мне приходилось встречаться с людьми из этой, как они сами называют, Системы. Попадались разные. Очень разные. Но их почти всех отличало стремление рассчитаться. Жизнь за жизнь.

– И смерть за смерть.

– Раз они так вмёртвую стоят за парня, за обоих парней, то я предполагаю только одно. Парни спасли им жизнь. И теперь они им обязаны.