Когда ковбою что приспичит, то спорить не только бесполезно, но и опасно. В Аризоне это и лошади, и люди знают. Лошади с рождения, люди – если выживут. Джонатан выжил, поэтому взял вёдра и пошёл к колодцу.
К его возвращению в плите пылал огонь, а Фредди придирчиво осматривал на просвет большую лохань для рабской стирки. А когда бак был наполнен, в кухне стало настолько тепло, что они сняли куртки.
– Грейся, я холодной принесу.
– Ты мыться, что ли, вздумал?
– Можешь ходить грязным, – великодушно разрешил Фредди, надевая куртку. – Но упустишь кофе, вздрючу по-тогдашнему.
Джонатан подошёл к плите. От открытой – для света и тепла – топки и чугунных кругов конфорок шёл ровный сильный жар. На кофейнике задребезжала крышка. Он выдернул из джинсов рубашку и, обернув полой ладонь, отодвинул кофейник на кирпич. Не остынет и не выкипит. Вошёл Фредди с вёдрами.
– Тихо. Можем расслабиться.
Джонатан усмехнулся.
– Расслабляйся. Я послежу.
Время и места такие, что спать и расслабляться лучше по очереди и автомат держать под рукой.
– Грейся, – буркнул Фредди, щупая бак.
И он не смог уйти, оторваться от этого тепла.
Лохань была достаточно поместительной, чтобы мыться сразу двоим, но на такое безрассудство они не пошли. Он залез в парящую воду первым. И Фредди молча согласился с такой очерёдностью: после горячей ванны выходить с автоматом на холод – не для его спины такие фокусы.
Горячая вода, жёлтая едкая – он прямо чувствовал, как отслаивается от тела грязь – пена, красные отсветы от огня в топке на стенах. Джонатан сидел в лохани и мылся собственным бельём – старая ковбойская хитрость, как совместить мытьё и постирушку.
Фредди поставил перед топкой принесённый из Большого Дома стул и устроился, как у камина.
– Подошвы не подпали.
– Поучи меня. Пошарим завтра по соседям. Может, чего и валяется. Без присмотра.
– Здесь ты уже всё видел?
Фредди хмыкает.
– Думаешь, корову мы здесь в кустах найдём?
– Резонно.
Он ещё немного посидел в остывающей воде и вылез. Сток оказался не забит, и опорожнить лохань удалось без помех.
– Давай, твоя очередь.
– Угу, – Фредди, качнувшись, снял ноги с плиты и встал. – Низко вешаешь.
– Быстрее высохнет.
Джонатан расправил на натянутой над плитой верёвке свои вещи и, вздохнув, стал одеваться. Фредди уже наполнил лохань и с мечтательно предвкушающим выражением на лице расстёгивал рубашку. Стул он переставил к лохани, чтобы, не вставая, дотянуться до оружия. Джонатан застегнул пояс с кобурой и взял свой автомат.
– Пойду пройдусь.
Фредди сбросил на пол к сапогам джинсы и полез в лохань. Шумно выдохнул сквозь зубы – вода оказалась несколько излишне горячей – и сел, почти исчезнув в клубах пара.
– Валяй.
Выходя из кухни, Джонатан плотно прихлопнул дверь. Было уже совсем темно, но отсвечивал иней, затянувший белёсой коркой землю и стены. В загоне фыркали и переступали лошади. Сена им задали вволю, так что не замёрзнут. Скрипят, сталкиваясь под ветром, ветви в саду. Интересно, хоть что-то там уцелело, или всё выжгло? А в остальном – тишина. Мёртвая тишина. Но Фредди прав насчёт коровы и всего остального. Хозяйство должно быть хозяйством. Иначе из прикрытия оно станет косвенной и от того более неприятной уликой.
Обойдя дом и службы, Джонатан вернулся в кухню. И первое, что увидел сквозь клубы пара – это торчащие из лохани голые ноги Фредди и над ними нацеленный точно ему в лоб глазок дула.
– Закрой дверь, сквозит, – сказал Фредди, опуская и откладывая кольт на стул.
– Как это ты через дверь не выстрелил?
– Подозревал, что знаю входящего. Как там?
– Тихо, как в могиле.
– И в могиле неплохо, когда не ты в ней покойник, – философским тоном ответил Фредди, глубже опускаясь в воду.
Джонатан пристроил автомат, чтоб не мешал и был в пределах досягаемости, снял и бросил на табурет куртку, взялся за кофейник.
– Налить?
– Сделай хаф-на-хаф. Бутылка в мешке.
Джонатан достал из мешка Фредди бутылку дрянного виски.
– Кофе пьют с коньяком, Фредди.
– Кофе, а не эту бурду. Наливай, Джонни.
Джонатан налил в две кружки до половины горячего кофе и долил из бутылки.
– Держи. Говорят, для прогрева хороша русская водка.
– А мне говорили, что её пьют холодной, – Фредди отхлебнул из кружки. – А ничего, главное, что горячее.
Джонатан кивнул и сел у плиты. Что ж, могло быть и хуже. От мелкой банды они отобьются, а крупной здесь уже делать нечего. Есть крыша над головой, кой-какая утварь… для начала вполне достаточно. Жар от выпитого разливался по телу, смешиваясь с печным.
– Подлить горячего?
– И туда, и туда.
Джонатан поставил кружку на край плиты и встал. Зачерпнул из бака ковш кипятка.
– Вставай, а то ошпарю.
Фредди, кряхтя, втянул в лохань ноги и встал во весь рост. Джонатан аккуратно влил с краю горячую воду.
– И хватит с тебя, а то сваришься.
– Угу, – Фредди, стоя, допил свою кружку, сел обратно и отдал кружку Джонатану. – Только горячего теперь сделай, – и блаженно вздохнул: – Это я к загробной жизни готовлюсь.
– Понял, – кивнул Джонатан. – В следующий раз я тебе лохань на плиту поставлю. Для полноты ощущений.
– Она деревянная, не нагреется.
– Зато загорится.
– Спасибо, Джонни, – задушевно поблагодарил Фредди, принимая кружку с дымящимся, как и лохань, кофе.
И потянулись минуты тишины, наполненной треском огня в топке, бульканьем воды в баке и шумом деревьев за стенами.
Наконец Фредди отставил кружку, встал и собрал своё плавающее в воде бельё, вздохнул ещё раз и вылез из лохани. Джонатан снял ноги с плиты и встал. Фредди кивком поблагодарил его, развешивая бельё. Лохань опорожнили в сток, Фредди оделся, и они снова сели у плиты допивать кофе.
– Завтра в город смотайся. Возьми крупы, муки. Ну, обычный набор. Кастрюли, вроде, целы.
– Резонно. Но по одиночке пока лучше не ездить и не оставаться. А припасы попробуем и здесь поискать.
– Думаешь, не всё выжрали?
– Посмотрим…
…Так началась их жизнь в имении. На следующий день припёрлась какая-то плохо сбитая банда. Пятерых они уложили, а одному – раненому – дали ускакать, чтобы навёл шороху. А тех закопали рядом с двумя из Большого дома. А потом появился Сэмми. И пошло, и поехало…
…Джонатан глубоко вздохнул, расслабленно оседая в кресле.
– Ну да, так оно и было – кивнул Фредди. – Помню. На выставку поедем?
– А чего ж нет?
Приглашение на осеннюю выставку собак ждало их в имении, когда они вернулись, уладив все дела в Колумбии и других штатах. Прочитав короткий, но весьма вразумительный текст, Фредди сразу пошёл на конюшню к Роланду.
– Знаешь?
– Да, масса, – Роланд, сидя на полу, перебирал шерсть Лохматки, выпутывая набившиеся туда колючки.
Фредди сел на ларь с овсом, с интересом разглядывая Роланда. На языке вертелось: не был ли Роланд рабом у хозяйки питомника, но спросил Фредди о другом.
– И что ты знаешь об этой выставке?
– Она каждую осень, масса, когда собаки к зиме обрастут. Ну, как лошадиные, только вместо скачек – травля. Сто крыс запустят в ящик, к ним собаку и смотрят, за когда она их всех передушит, – Роланд вздохнул. – Большие деньги можно выиграть, масса.
– Ну, где выигрывают, там и проигрывают, – хмыкнул Фредди. – А как готовят собак к выставке, знаешь?
Роланд снова вздохнул.
– Немного, масса. Так-то они маленькие ещё, на сотню рано пускать. И это… тримминговать их надо, масса.
– Тренировать? – Фредди решил, что Рол переврал именно это слово.
– И это, масса, но вот то… мисси Бетси сама это делала, а к большой выставке нанимала ещё. Я-то держал только, ну, подавал, что велели, и купал. А, – и снова: – тримминговала она сама.
– Понятно, – кивнул Фредди. – И когда их… обрабатывают? – опасаясь споткнуться на новом слове, Фредди удачно его избежал.
– Ну-у, масса, – замялся Рол. – Ну… недели за две.