В сентябре Сквирский находился в отпуске в Москве и записал два интересных разговора. Один — с американским военным атташе, майором Филипом Феймонвиллом. Этот человек сыграл интересную роль в отношениях между СССР и США, особенно после нападения нацистов в 1941 году. Феймонвилл хорошо ладил с советской стороной, что вызывало подозрения у его коллег, у которых отношения с советскими дипломатами не складывались и которые не любили и не уважали русских и СССР[632]. Сквирский давно знал майора и поэтому отправился с ним пообедать. Они говорили о делах, и Сквирский пытался объяснить старому знакомому, что думает советская сторона про отношения с США. Они обсудили тупик, в который зашли переговоры о долгах и кредитах, и то, как это портит отношения. Сквирский еще раз объяснил, что СССР не хочет создавать ненужный прецедент, чтобы не тревожить Париж или Лондон. Политика правительства США находится «под влиянием Госдепартамента», который придерживается своего изначального предложения, но отошел от позиции, которую он обсуждал с Литвиновым в Вашингтоне. Госдепартамент обвинил наркома в том, что он не держит слово. Сквирский полагал, что Рузвельт может принять предложение СССР, не опасаясь оппозиции, так как американские предприниматели хотят заключать контракты с СССР и нуждаются в них. Феймонвилл согласился и сказал, что, возможно, ситуация изменится после выборов в Конгресс, которые должны были состояться в ноябре. Также Феймонвилл добавил, что влияние Буллита на Рузвельта со временем выросло. Он полагал, что посол в большей степени готов выслушать аргументы Сквирского, чем кого-то другого. Сквирский со своей стороны добавил, что у Феймонвилла хорошие связи в Белом доме, и он поможет переубедить Буллита и противостоять антисоветским настроениям в США[633]. Но у Феймонвилла были его собственные враги, которые работали против него.

На следующий день Сквирский согласился встретиться с Буллитом. Они наконец заговорили о долге и кредите, и посол повторил, как обычно, что американская общественность не согласится на заем или долгосрочный кредит для СССР. Он произнес долгий монолог, о котором читатели уже знают. Сквирский признал, что переговоры зашли в тупик. «Мне стало совершенно ясно (я это подозревал и раньше, зная Буллита), что он не понимает нашего положения, что его также не вполне понимают и что накапливающееся раздражение делает возможность такого взаимного понимания еще труднее».

«Я решил поэтому, — писал Сквирский, — подробно разобрать аргументацию Буллита, чтобы доказать ему нашу правоту». Неправда, что СССР сейчас «менее заинтересован в создании действительно дружественных отношения с США». Сквирский объяснил, что США не ответили взаимностью на уступки со стороны СССР. Что же касается точки зрения Буллита, полагавшего, что советское правительство заинтересовано только в политических отношениях, но не в экономических, так как опасается угрозы со стороны Японии и Германии, и именно поэтому оно пошло на признание, то это неправда. Сквирский долго жил в США. Американские предприниматели оказывали и продолжают оказывать давление, так как хотят торговать с СССР. Он подкрепил свою точку зрения несколькими примерами. Буллит возразил, сказав, что основными факторами были взаимные расчеты и условия кредита. Сквирский ответил, что предпринимателям интересно продвигать свой товар в России, и им нет дела ни до каких взаиморасчетов. Затем он перешел к вопросу долгосрочного кредита и изложил все те аргументы, которые уже слышал Буллит. Он был уверен, что Рузвельт может перетянуть общественность на свою сторону, облегчив торговлю с СССР. В конце концов, это США заинтересованы в том, чтобы предложить долгосрочные кредиты на покупку американских товаров, что принесет пользу бизнесу и рабочим, которые будут обеспечены работой за счет советских заказов. Это был выгодный исход для США. Тогда в чем была проблема? «Вот для чего нужен капитализм». Что касается долга Керенского, то большая часть денег (по мнению Литвинова) была потрачена на поддержку различных белогвардейских отрядов, которые пытались уничтожить советскую власть.

Почему СССР должен нести ответственность за эти долги? В чем логика?[634]

Под конец долгих переговоров Буллит, кажется, немного смягчился. Сквирский попытался его убедить привести эти аргументы Рузвельту, чтобы уговорить его принять последнее предложение СССР. Но он не был уверен, что это сработает. Буллит был политически тесно связан с Рузвельтом. Он не стал бы делать ничего такого, что могло бы навредить политической позиции президента. Если Рузвельт откажется от советского предложения, значит, на настоящий момент он политически не в том положении, чтобы его принять. Нужно понимать, сделал вывод Сквирский, что «медовому месяцу» в советско-американских отношениях пришел конец. «Враги начинают поднимать головы, а Госдепартамент уже начинает вспоминать о “пропаганде”<…> Чем скорее состоится соглашение о долгах, тем лучше»[635].

Попытка Сквирского успокоить Буллита не дала никаких результатов. Ему не терпелось уехать из Москвы и отправиться в долгое путешествие домой через Китай и Японию. Он буквально бился о стены своего посольства, как хотел отправиться в путь. В разговоре со своими советскими собеседниками он придерживался следующей линии: осталось совсем мало времени, чтобы наладить отношения США и СССР. И если не получится заключить соглашение о долгах и кредите, то советско-американские отношения ждет мрачное будущее. По сути, это была угроза: или вы принимаете условия Госдепартамента, или нет. Буллит повторил, что СССР как будто больше не заинтересован в улучшении отношений. Подобные утверждения никогда не использовались в разговоре с Францией и Великобританией, которые должны были США больше денег, чем СССР, и открыто отказывались их платить. У читателей может возникнуть вопрос почему.

5 октября Буллит повторил все то же самое Литвинову, который вернулся в Москву после отпуска во Франции и долгого пребывания в Женеве. «Литвинов вместо того, чтобы ответить как обычно враждебно, сидел молча и выглядел расстроенным». В телеграмме Хэллу Буллит хвастался своими угрозами. «Я старался, как мог, показать ему, какое мрачное будущее ожидает советско-американские отношения, если не будет достигнуто соглашение, и я надеюсь, что смог подготовить почву для приезда Трояновского»[636]. Если читать эти телеграммы между строк, то появляется ощущение, что Трояновский был в сговоре с американцами.

Наконец в Вашингтоне начались небольшие подвижки. В начале октября Госдепартамент озвучил Буллиту новые условия. Теперь США наконец были готовы на небольшие уступки, но не в отношении ключевого вопроса, связанного с кредитами.

Госдепартамент был готов согласиться на 100 млн в качестве долга СССР с процентами или на 125 млн без процентов, которые должны быть выплачены в течение 20–25 лет. Экспортно-импортный банк даст коммерческие кредиты на сумму 200 млн с дополнительными процентами, которые пойдут в счет выплаты долга. Общий срок выплат составит пять лет (уже лучше), но может быть увеличен «в исключительных случаях»[637]. «Крайне либеральное предложение», — заявил Госдепартамент. Хорошо, но почему тогда Буллиту нужно было прибегать к угрозам, чтобы заставить советское правительство его принять? И почему американцы так сильно рассчитывали на Трояновского?

Тем не менее Госдепартамент продолжил свою политику угроз и шантажа. Мур отправил Буллиту следующую телеграмму: «Крайне желательно, чтобы у Литвинова создалось впечатление, что, если он нарушит данные здесь обещания и откажется урегулировать вопрос о выплате долга на тех разумных условиях, что мы предложили, отношения между двумя государствами неизбежно будут менее близкими и дружескими, чем предполагалось, и у нашего правительства может пропасть желание осуществлять многое из задуманного»[638]. В последнем предложении содержалась угроза остановить строительство нового здания посольства и открытие новых консульств. И опять говорилось, что Литвинов отказывается «на разумных условиях» выполнять свои обязанности в Вашингтоне. То есть Госдепартамент считал, что лучше может оценить советские интересы, чем советское правительство.