Оппозиция из Совета по торговле блокировала старания Кольера, также существовало сопротивление в МИД. Сарджент, выступавший против англо-советского, а также франко-советского сближения, воспротивился займу. Кто бы сомневался. В этой книге видно, что на Сарджента всегда можно положиться — он непременно выступит на противной стороне, если кто-то решит поддержать англо-советское сближение. Удивительно, что его не уволили в мае 1940 года, когда Черчилль стал премьер-министром. Ведь он был не прав практически во всех важных вопросах при подготовке к войне. Он разозлился в сентябре после встречи британского посредника и Литвинова в Женеве. Они обсуждали заем и урегулирование долгов в формате услуги за услугу. Литвинов исключил возможность заключения официального соглашения, но СССР был готов на долгосрочный заем с процентными ставками выше рынка. Прибыль и балансы «Бэринга» пойдут на выплаты кредиторам, но советское правительство в этом не признается. Литвинов сказал, что поддержит этот вариант, и его руководство может его принять[1069].

Через месяц Майский подтвердил: СССР нет никакого дела до того, что британское правительство планирует делать с доходом от долгосрочного займа[1070]. Однако это не соответствовало комментариям Литвинова в Женеве. Это был уклончивый ответ. Майский в конце сентября в Москве предложил согласиться на частичную компенсацию «старых долгов» в обмен на заем от британского правительства[1071]. Трояновский, который все еще оставался полпредом в Вашингтоне, пытался, как ни трудно в это поверить, урегулировать вопрос о выплате долгов и писал депеши напрямую Сталину, хотя ему все время приходили противоположные указания от НКИД. О чем он думал? В конце ноября 1935 года Сталин наконец стукнул кулаком по столу. Советское правительство больше не готово обсуждать никакие выплаты царских долгов[1072].

Сарджент испытал бы огромное облегчение, если бы узнал настоящую советскую позицию, но, учитывая то, что он читал в документах, ему казалось, что стороны двигаются к соглашению. Он задавал вопрос, что скажут Германия, Польша и Франция. У займа «будет реальный политический эффект, как бы мы ни утверждали, что это просто финансовое соглашение. На самом деле этот вопрос надо рассматривать как часть целого европейского комплекса». Ванситтарт не согласился: «Не думаю, что нам стоит беспокоиться из-за того, что скажут эти три страны. Франции будет завидно, Польша, возможно, разозлится, но когда она проявляла к нам альтруизм? Что касается Германии, они пытались сделать то же самое. Мы просто добьемся того, что не получилось у них».

Хор выступал в поддержку такого решения, но Иден сомневался. «Что будут делать русские с доходом от займа: потратят его часть на коммунистическую пропаганду здесь и в других местах? Этот аспект русской политики остается, на наш взгляд, наиболее неудовлетворительным». Вмешался Кольер, чтобы успокоить Идена. Он согласился неохотно, только «в связи с событиями в его избирательном округе»[1073]. Иден сразу выпускал колючки, когда речь заходила о советской «пропаганде», и это оказалось предзнаменованием грядущих событий.

Вопрос, связанный с ВКП (б) и Британской коммунистической партией, все еще активно обсуждался в британском правительстве и представлял собой проблему. МИД потребовал, чтобы Британская радиовещательная корпорация (Би-би-си) прекратила пускать в эфир британского коммуниста Гарри Поллита. Ванситтарт ясно обрисовал положение: «Если от нас ждут, что мы заявим протест советскому правительству из-за советской пропаганды у нас в стране, то, конечно, неловко то, что сама “Би-би-си” транслирует такую пропаганду».

Заместитель министра лорд Стэнхоуп отметил: «Мне кажется, что “Би-би-си” и ее совет директоров не до конца поняли суть: распространение коммунизма в этой стране является преступлением, и если его совершил сотрудник государственной службы, то это повлечет его увольнение… Почему они не выступают с лекциями о кражах со взломом? И то, и другое незаконно, но кража со взломом хотя бы интереснее, а для отдельных людей еще и прибыльнее. Я предлагаю донести до “Би-би-си” незаконность продвижения коммунизма»[1074].

Этот вопрос тянулся до февраля 1936 года, пока не вмешался кабинет и не остановил передачу. «Коммунистическая пропаганда», говорилось в документе Кабинета министров, «хотя и неэффективна в нашей стране, но представляет значительную опасность для других частей империи, в особенности для Индии». Проблема была в том, что правительство Его Величества не хотело, чтобы знали о его вмешательстве в дела «Би-би-си». Кабинет был доволен, что Поллита уволили, но информация не была разглашена[1075].

Если «пропаганда» мешала англо-советским отношениям, то другие обстоятельства свидетельствовали о пользе сближения. Кольер полагал, что заем — это способ гарантировать советские заказы и позволить британским производителям «сорвать куш» на советском рынке[1076]. Конкуренты — на тот момент Франция и нацистская Германия — вели переговоры с СССР. Это беспокоило тех, кто выступал за британский заем[1077]. Хор продолжал давить и получил согласие Чемберлена, но не Ренсимена[1078]. У всех сотрудников Казначейства были сомнения. Уайли писал, что «Торговая палата выступает против займа для России». Заместитель министра финансов сэр Фредерик Филлипс полагал, что «предложение МИД… довольно бестактно и может легко привести к беде». И Чемберлен передумал: «Чем больше я думаю о займе, тем меньше он мне нравится»[1079].

В МИД ощущалось нетерпение. «Меня крайне беспокоят эти долгие задержки», — писал Ванситтарт. «Мы, как и в других вопросах, можем упустить очень крупную рыбину, если даже сейчас не примем решения». Также ощущалось раздражение. «Мы выступаем против решительных попыток Совета по торговле помешать сделать предложение о займе, чего бы это ни стоило», — писал Кольер.

Совет «постоянно менял причину возражения». МИД только успевал ответить на один аргумент, как Совет предлагал другой[1080]. Майский «начинает интересоваться, — говорил Ванситтарт, — действительно ли мы собираемся сделать хоть что-нибудь для улучшения англо-советской торговли или англо-советских отношений в целом»[1081].

С другой стороны, Чилстон подавал сигналы из Москвы, что англо-советские отношения хороши, как никогда, хотя советские сомнения развеются еще очень не скоро. Это был декабрь 1935 года. Чилстон считал само собой разумеющимся, что у сомнений нет никакой основы, но тут он заблуждался. Англо-советские отношения тоже были не на высоте, хотя 18 декабря Болдуин подтвердил оценку Чилстона в Палате общин[1082]. Это произошло в тот же день, когда Хор ушел в отставку с поста министра иностранных дел.

Черчилль наблюдал за происходящим и дал своим коллегам тот же совет, что и Сталину через Майского, но он не мог их убедить действовать как можно быстрее и используя достаточное количество ресурсов. Без министерского кресла он мало что мог сделать. Дело Хора — Лаваля стало плохой новостью для Черчилля и остальных сторонников коллективной безопасности. Также он был недоволен назначением Идена на должность министра иностранных дел. «Его настигнет величие его должности», — писал он своей жене Клементине[1083]. Майский питал большие надежды. Он написал письмо с поздравлениями Идену, вспомнив его визит в Москву и подчеркнув важность англо-советских отношений. Новый министр ответил одним формальным абзацем[1084]. Небрежный ответ стал первым дуновением свирепого ветра, который охладил англо-советские отношения. Несмотря на то что Майский очень чутко улавливал проявления возможных проблем в будущем, в этот раз он ничего не заметил. Он полагал, что Иден — «друг» и не замечал, как он ошибался.