«К[ольер] на мгновение поперхнулся и затем ответил: “Мое личное мнение сводится к тому, что мы и на Дальнем Востоке находимся по одну и ту же сторону забора”. Но не все так думают». В конце концов оба согласились, что и на Дальнем Востоке у стран более-менее одни и те же интересы. Но что означает эта оговорка «более-менее»?

«Наш интерес на Дальнем Востоке, — сообщил Майский, — мир, целостность и независимость Китая, а также предотвращение нарушения мира Японией». «А наш интерес — поддержание статус-кво на Дальнем Востоке и сохранение дверей для торговли в Китае», — отвечал ему Кольер. — Это, примерно то же самое, чего желаете и Вы»[757].

Этой неофициальной беседой Майский рассчитывал поддержать дружеские отношения с Кольером, но получилось все не так радужно, и сомнения Майского относительно британской политики на Дальнем Востоке лишь усугубились. «В английских правительственных кругах идет сейчас борьба двух тенденций, — сообщает он Литвинову. — Одна за сближение с СССР и, стало быть, за некоторое охлаждение отношений (но не разрыв) с Японией, и другая — за укрепление несколько расшатанных отношений с Японией и за охлаждение отношений или по крайней мере за приостановку дальнейшего процесса сближения с СССР». И возможен был поворот и в ту, и в иную сторону. Беседы с Саймоном и Кольером лишь обнажили борьбу этих двух тенденций. Саймон по-прежнему был настроен прояпонски, в отличие от Ванситтарта, «который поддерживает линию сближения с нами». Майский рекомендовал в отношениях с Лондоном действовать на упреждение: «Предоставить дело самотеку очень опасно»[758]. Майский был прав насчет двух тенденций в британской политике: летом и осенью 1934 года в британском МИД шли горячие дискуссии об улучшении англо-японских отношений и о том, как оно может повлиять на ход англо-советского сближения. В октябре Невилл Чемберлен, в то время канцлер Казначейства, и Саймон подписали совместный меморандум для кабинета с предложением англо-японского сближения. На самом деле в ноябре Майский слишком бурно реагировал на все эти перестраховки со стороны Саймона, поскольку сам Саймон уже в начале октября написал премьер-министру, что сближение с Японией спровоцирует недружественную реакцию Соединенных Штатов и СССР. В британском посольстве в Токио также было немало противников сближения с Японией; Токио никогда бы не согласился на серьезные уступки британским интересам. Итак, в конце октября кабинет взвесил варианты и решил пока оставить все как есть[759].

Майский продолжал неутомимо выступать за нормализацию англо-советских отношений. Через несколько дней он встретился с лордом-хранителем печати Иденом. Тема Японии не поднималась, зато говорили о Германии. По словам Майского, Иден считал, что события в Германии ведут к войне, что бы там Гитлер ни говорил о своем стремлении к миру. Летом Иден хотя и выражал сомнения в преимуществах англо-советского сближения, он, казалось, был близок к позиции Ванситарта. Рассуждения Майского об отсутствии серьезных конфликтов интересов между Великобританией и СССР Иден принял благосклонно[760].

Три недели спустя Майский в качестве своего следующего собеседника выбрал Уолтера Эллиота, министра сельского хозяйства Великобритании. Разговор шел в обычном ключе. Эллиот заметил, что вера в то, что Россия враг, — это старая мысль, взращенная веками. Россия-друг — мысль новая, всего нескольких месяцев от роду, и, чтобы она укоренилась, требуется время «и подходящие обстоятельства». «Но я думаю, — продолжал Эллиот, — что новая идея о России как друге Великобритании постепенно завоюет Англию». Майский поинтересовался, мол, а что же Германия? Эллиот пожал плечами: «Германия делает опасность войны чрезвычайно актуальной проблемой. Наше сближение с СССР отчасти задерживается опасением, как бы Германия не заподозрила нас в стремлении к ее “окружению”». Франко-советское сближение уже породило в Германии страх, что, мол, это первый шаг к окружению, и Великобритании, продолжал Эллиот, теперь приходилось действовать более осторожно, поскольку англо-советское сближение может быть воспринято в том же ключе. Майский ответил, что Восточный пакт не предполагает окружения, ведь планируется, что Германия будет среди подписантов. Эллиот согласился и отметил, что британское правительство идею поддерживает. Разговоры об окружении, которые ведет Германия, — пустая болтовня, имеющая целью сковать британцев и французов. Литвинов уже негласно сформулировал политику сдерживания Германии, а в случае если сдерживание провалится, — политику воссоздания Антанты времен Первой мировой войны. Конечно, он не мог заявить подобного открыто: представьте, какой разгорелся бы скандал и как ловко бы им воспользовалась нацистская Германия. По традиции Майский поднял и японский вопрос и получил от Эллиота столь же осторожный ответ, какие уже получал от других британских официальных лиц[761].

Во время встречи в начале ноября Саймон обещал Майскому оповестить об их дискуссии кабинет, но он этого не сделал. Почему, неизвестно. Возможно, имел какой-то умысел. Майский отреагировал нервно, назвав это «некрасивым трюком»: Саймон либо хотел умолчать об их беседе перед кабинетом, либо доложить о ней с опозданием. А может, он поступил так не злонамеренно, ведь предложения Майского он передал, не исказив[762].

В середине декабря Майский вновь встретился с Ванситтартом, воспользовавшись тем, что тот был в отпуске. Цель была вернуться к начатому разговору и изыскать для советского посла возможность транслировать свои сообщения по иным каналам, нежели МИД. Ванситтарт вновь повторил хорошо знакомый пассаж о том, что не существует серьезных политических и экономических разногласий между Великобританией и СССР в какой бы то ни было точке мира. В Европе? — уточнил Майский для верности. «Наши британские интересы, — отвечал Ванситтарт — полностью идентичны вашим советским. Мир и предотвращение нарушения мира со стороны Германии». Это было понятно. И наконец, как с Дальним Востоком? — спросил Майский. Он изложил советские интересы, а Ванситтарт в ответ изложил британские, чуть в иной формулировке, нежели Майский, но в итоге более-менее похожими.

«Приятно слышать, — отвечал Майский. — Но все ли в Англии так думают?…в консервативном лагере имеется группа, полагающая, что “маленькая хорошая война между СССР и Японией” была бы весьма полезна для британских интересов на Тихом океане».

«Желать японско-советской войны — безрассудство, — заявил Ванситтарт. — Такая война неизбежно перерастет в мировую войну. Этих взглядов придерживается лишь кучка людей, не имеющих веса в британской политике». Так они проговорили еще некоторое время. Наконец, Майский попросил охарактеризовать британскую политику на Дальнем Востоке. «Осторожность и еще раз осторожность», — ответил Ванситтарт.

Хотя Майский и обещал Литвинову не поднимать тему предложения Саймона выступить перед кабинетом по поводу англо-советских отношений, под конец встречи он все же не сдержался. «Ванситтарт изумленно поднял брови» и ответил, что ему ничего не известно о подобных выступлениях перед кабинетом, но он непременно выяснит. Ванситтарт решил, что Майский просто не совсем верно понял сказанное ему. «Я просил В[анситтарта] не беспокоиться, — записал Майский в дневнике, — но для себя сделал вывод, что, очевидно, Саймон со своим обычным двуличием не выполнил того, о чем он мне говорил». В этот момент секретарь Ванситтарта прервал его по срочному делу, и беседа подошла к концу. Жалко, ведь мы так и не услышали ответ Ванситтарта на, мягко говоря, смелый комментарий Майского[763].