Затем Литвинов произнес, что советское правительство беспокоится не только о нерушимости собственных границ, но и о мире в Европе. У него достаточно внутренних забот, потребуется полвека, чтобы догнать весь мир, ушедший вперед на десятилетия в технологическом развитии и уровне жизни. Советскому руководству не нужны лишние помехи. А война в Европе, даже если СССР не примет в ней непосредственного участия, чревата тем, что в итоге он все же будет в нее втянут. Поэтому они поддерживают идею коллективной безопасности.

Иден ответил, что британское правительство не настолько убеждено в агрессивности Германии и не хотело бы плохо думать о германских намерениях. Литвинов ответил, что Германия хочет, чтобы у нее были развязаны руки. Однажды Молотов призвал Гитлера публично откреститься от проектов завоевания СССР, которые описаны в «Майн капмф». Гитлер не ответил, хотя советское правительство истолковало молчание как ответ. Литвинов повторил свои опасения насчет британского непостоянства: то, что советская общественность настроена весьма подозрительно, — факт… Если какое-либо правительство начинает потворствовать Германии, советское общество тут же делает нелестные выводы[822].

Встреча британского лорда-хранителя печати Э. Идена с М. М. Литвиновым в Москве. Слева направо: лорд Чилстон, Э. Иден, М. М. Литвинов, И. М. Майский. 28 марта 1935 года. АВПРФ (Москва)

Далее принялись обсуждать «пропаганду». Обсуждение шло по тому же сценарию, что и на встрече Ванситтарта и Майского. Иден признал, что англо-советские отношения обсуждаются давно на партийном уровне. Литвинов в конце концов заметил, что обеспокоенность вопросами пропаганды обычно служит у британцев прикрытием для антисоветской политики. Иден, конечно, такого не говорил, но у других сотрудников британского МИД эта мысль проскальзывала[823].

Встреча Идена со Сталиным и Молотовым состоялась 29 марта. Для Сталина текущая ситуация в мире была опаснее, чем в 1913 году, поскольку существовало два потенциальных агрессора. Иден считал ситуацию беспокойной, но не тревожной. Сталин повторил позицию, уже изложенную Литвиновым, но подчеркнул, что будущее европейской безопасности — либо ее отсутствие — зависит от британской политики. Побеседовали еще немного. Сталин подчеркнул, что во власти Британии сохранить мир, если она этого только пожелает. Иден отвечал уклончиво[824]. В этом и была проблема: программа Литвинова на этих переговорах предполагала далеко идущие планы, но Иден сводил их на нет своими увертками. СССР был готов к решительному антигермансому походу, британцы — не особо. Альфан оценил встречи как успешные, а Чилстон выразил беспокойство, что Литвинов переоценивает влияние Идена в Лондоне. Чилстон отметил, что нарком играл по-крупному. И мог бы отметить — по большим ставкам: если бы что-то пошло не так, он лишился бы поста[825]. Литвинов проводил Идена на вокзал и напутствовал его словами «ваш успех — наш успех»[826]. У Идена были на сей счет сомнения; у Ванситтарта, когда он ознакомился с иденскими записями бесед, они тоже вполне могли возникнуть. В своем отношении к нацистской Германии Ванситтарт был ближе к Литвинову (и Майскому), нежели к Идену. Когда в декабре 1935 года Иден был назначен главой МИД и пришло время переходить от слов к делу, это расхождение во взглядах явно не способствовало англо-советскому сближению. Но не будем забегать вперед.

На тот момент казалось, что все движется в правильную сторону. В середине апреля состоялась встреча министров Франции, Великобритании и Италии в Стрезе. Присутствовал Муссолини, а также премьер-министр Великобритании Макдональд. Договорились поддерживать независимость Австрии и впредь противостоять одностороннему перевооружению Германии, которое ведет к краху Версальского договора. В то же время в МИД царили разногласия по поводу англо-французских и англо-советских отношений. Французское и британское правительства были не в лучших отношениях, словно супруги, между которыми еще сохраняется тесная связь, но уже имеют место измены и ссоры. В 1933–1934 годах Франция проводила более-менее последовательный политический курс, направленный на защиту от нацистской Германии; британцы лелеяли идею разоружения и урегулирования споров и считали французов нечуткими и воинственными. Ванситтарт заметил, что в некоторых кругах Великобритании Франция безусловно воспринимается как крайне дурной пример, впрочем, наблюдается и ответная неприязнь со стороны французов[827].

После убийства Барту стрелка компаса французской внешней политики начала колебаться, что не ускользнуло от британского МИД. Читатели уже знают, что франко-советскому сближению активно препятствовал Лаваль с чиновниками французского внешнеполитического ведомства. Им помогал сэр Орм Гартон Сарджент, помощник постоянного заместителя министра иностранных дел. В январе 1935 года Сарджент подготовил длинную записку, в которой осуждал идею поддержки Великобританией Восточного пакта, так как, с его точки зрения, это был российский проект, обреченный на провал из-за протестов Польши и Германии. Литвинов стремился к заключению франко-советского союза. Франция, не получив должных гарантий безопасности от Великобритании, к тому же потеряв веру в поляков, «чувствовала, что обязана принять предложение России о сотрудничестве». Однако французов не удалось до конца убедить в «честности русских», равно как и в наличии у Франции и СССР спектра общих интересов, поэтому они хотели бы «по возможности избежать всеобъемлющих союзных обязательств, главным образом в силу понимания того, что этот союз может стать ударом для Великобритании и нанести ей обиду».

Сарджент полагал, что дальнейшая поддержка Восточного пакта играет на руку немцам, позволяя герру Гитлеру снискать сочувствие британской общественности. Он утверждал, что франко-советский альянс — это первый шаг к реставрации довоенного расклада сил. Данная перспектива настолько ужасна, что британское правительство будет настаивать на принятии Францией нового политического курса. «У нас, — отмечал он, — остались рычаги влияния на французское правительство, французы до сих пор придают большое значение британской поддержке и одобрению»[828].

Сарджент столкнулся с возражениями: вежливыми — от Ванситтарта, и весьма желчными от Кольера. Ванситтарт согласился, что необходимо искать альтернативу Восточному пакту, приемлемую для Германии, но был против того, чтобы британское правительство силой принуждало французов отказаться от альянса с СССР. «С нашей стороны разумнее всего хранить молчание. Конечно, мы не должны высказывать одобрение, но не должны и опускаться до нравоучений» [829].

Сарджент отмечал, что взгляды сотрудников МИД разнятся от отдела к отделу. Именно поэтому он написал меморандум, призванный примирить мидовцев друг с другом[830]. Случилось ровно противоположное: из-за меморандума закипели споры. Глава Северного департамента Кольер, Центрального — Уигрэм, Дальневосточного — Орд составили документ, в котором среди прочего рекомендовали британскому правительству заранее предусмотреть вариант с заключением франко-советского пакта о взаимопомощи[831].

«Меморандум — прекрасная и мудрая идея, — отмечал Ванситтарт в своем дневнике. — Мы ни в коем случае не должны думать, будто в том, чтобы обхаживать Россию, состоит исключительно французский интерес. Напротив, в этом во многом состоит и интерес Великобритании, и если мы хотим быть политическими реалистами сообразно требованиям непростого времени, то нужно всегда держать этот факт в уме»[832]. Сарджент пытался было нападать, но Ванситтарт его осадил. Да, признавал Ванситтарт, появление франко-советского союза нежелательно. «Но если это произойдет, нам нужно будет, как и из многих других событий в нашем несовершенном мире, извлечь из этого обстоятельства максимальную пользу»[833]. Кольер отказался подписывать компромиссный меморандум о непоощрении франко-советского соглашения. Дабы не складывалась тупиковая ситуация, Ванситтарт подписал измененную версию документа, нечто среднее между непримиримо противостоящими друг другу позициями Сарджента и Кольера (тяготеющее, впрочем, к позиции Кольера)[834].