Закончив жаловаться Альфану, нарком переключился на вопрос крайней важности. Кто сменит Барту на его посту? Альфан рассказал о возможных вариантах, но одно он знал наверняка: внешняя политика во Франции не изменится. Если бы Литвинов мог быть в этом уверенным! Однако это было невозможно, и он упомянул имя Франсуа-Понсе, посла в Берлине и известного адепта франко-немецкого договора, то есть крайне нежелательного кандидата. У него нет шансов, ответил Альфан, но признался, что соглашение с Германией поддерживают в Париже все больше людей. Они использовали следующие аргументы: Франция ранее отказалась заключать договор с Германией, чтобы не навредить своему союзу с Польшей. Но теперь Польша сама бросила Францию, или так, во всяком случае, казалось. Так почему же теперь не договориться с Германией и не скормить ей Польшу? Альфан добавил, что британское правительство или по крайней мере некоторые британские консерваторы продвигают эту идею. Как будто Литвинов этого не знал!

Нарком ответил, что советскому правительству известен этот аргумент, но есть и контраргумент: Франция не должна оставаться с Германией с глазу на глаз, ей следует обеспечить себе безопасность, сойдясь с СССР. Альфан заметил, что он говорил то же самое Даладье, когда тот склонялся к сближению с Германией. Посол полагал, что Германия согласится на такое сотрудничество с Францией, и интересовался, как на это отреагирует советское правительство. «Я ответил, — писал Литвинов, — что такая мысль нам не приходила в головы, и что всякие комбинации мы будем рассматривать с точки зрения наилучшего обеспечения мира»[523]. Конечно, СССР думал об этом, но последняя часть комментария Литвинова звучит загадочно. Что он имел в виду? Альфан не записал этот разговор, поэтому мы не можем сравнить отчеты. В ноябре новый полпред в Берлине Яков Захарович Суриц сообщил о желании Франции и других стран улучшить отношения с Германией. «Пока наши отношения с Францией еще окончательно не оформились, — поделился он своим мнением, — не в наших интересах создавать во французском лагере уверенность, что наши отношения с Германией безнадежно испортились». Да, конечно. На копии Сталина эти последние строчки подчеркнуты синим карандашом[524].

Альфан и Литвинов не упомянули в своем разговоре Пьера Лаваля. Он трижды был председателем Совета министров и министром по делам колоний во время правления Думерга. Он принадлежал к «скрытой оппозиции» и выступал против франко-советского сближения и договора о взаимопомощи. Его преследовал страх Коминтерна и красного флага. На заседании кабинета в июне он высказался против сближения с Москвой. На это его спровоцировали воинственно настроенные коммунисты в избирательном округе Обервилье, где Лаваль был мэром и заседал в Сенате. Если бы Литвинову пришел в голову Лаваль, он бы подумал, что это катастрофа. Они были знакомы, встречались в Париже, и нарком слышал его жалобы на Французскую коммунистическую партию и Коминтерн, который вмешивается во внутренние дела во Франции и Индокитае. Боже мой, неужели такой вариант возможен?

СССР и США начали быстро налаживать отношения. Новый министр финансов Генри Моргентау-младший хотел подписать договор до января 1934 года. Чиновники Госдепартамента искали способы реализации «джентльменского соглашения» между Литвиновым и Рузвельтом. Нарком тоже торопился. Задержки в переговорах могли лишь нанести вред. Но нам нужно сделать шаг назад более чем на год и вернуться в осень 1933 года.

19 ноября 1933 года Политбюро одобрило назначение Александра Антоновича Трояновского полпредом в Вашингтоне, и в тот же день его кандидатуру одобрил Госдепартамент. Сквирский оставался в США в качестве советника. Литвинов обсудил назначение Трояновского с Молотовым и Кагановичем[525]. Александр Антонович родился в 1882 году в Туле — городе, расположенном к югу от Москвы, который во время Гражданской войны превратился в крепость. Его отец был царским офицером, и семья была довольно состоятельной. В этом не было ничего необычного. Многие большевики раньше принадлежали к привилегированным социальным слоям. Трояновский пошел по стопам отца и тоже стал офицером. В это время произошли события 1905–1907 годов. В 1908 году его арестовали. Через два года он уехал за границу, жил в Вене и Париже. Он примыкал то к большевикам, то к меньшевикам, в зависимости от того, о чем шла речь. Когда началась революция 1917 года, он, как и многие другие, вернулся в Россию. На тот момент он в большей степени считал себя меньшевиком, чем большевиком. Во время Гражданской войны Трояновский служил в Красной армии, был на преподавательской работе (в Школе старших инструкторов). В середине 1920-х годов он начал работать в Комиссариате внешней торговли. Нарком Анастас Иванович Микоян утверждал, что Трояновский, когда был в форме, не уступал американскому бизнесмену. Большевику приходилось быть мастером на все руки. В 1927 году Трояновского назначили полпредом в Токио, и он там служил шесть лет. Таким образом, он был хорошо знаком с японской внешней политикой. Он также владел английским и немецким языками. Знание английского было необходимо для работы с американскими партнерами. Сохранились фотографии Трояновского в Вашингтоне. На них мы видим седеющего мужчину с аккуратной прической. Он похож на предпринимателя. На работу Трояновский ходил в дорогих костюмах или смокинге для вечерних приемов и ужинов. Благодаря знанию английского и консервативному внешнему виду он хорошо вписался в советское посольство в Вашингтоне. Однако у Трояновского были недостатки. Он был высокомерным и полагал, что лучше, чем НКИД, знает, как взаимодействовать с американцами. В скором времени он скрестил шпаги с Литвиновым.

В ноябре 1933 года советское правительство также согласилось принять Уильяма Буллита в качестве американского посла в Москве. Он произвел хорошее впечатление на Сквирского, который полагал, что он выступает за налаживание отношений между США и СССР. Литвинов встречался с Буллитом в Вашингтоне и относился к нему как к помощнику и советнику по достижению признания. Буллит уже бывал в СССР. В 1919 году президент Вильсон послал его в Москву на переговоры с большевиками. Буллит был тогда импульсивным молодым человеком 27 лет, и он отправился в опасное путешествие в Советскую Россию. Ленин познакомился с ним, и Буллит произвел на него хорошее впечатление. Во всяком случае, так говорили. Буллит пытался уговорить Вильсона и Ллойда Джорджа, тогдашнего премьер-министра Великобритании, подписать мирное соглашение с большевиками, но ничего не вышло. Ллойд Джордж объяснил, что Уинстон Черчилль, занимавший в то время должность военного министра, был настроен категорически против мира с Советской Россией. Все полагали, что в итоге победят белогвардейцы и повесят всех большевиков. Интересно, не правда ли, как время от времени пересекаются пути главных героев этой книги?

Родители Буллита были республиканцами и относились к американской элите. Они были состоятельными и жили в Филадельфии. Буллит получил образование в Йельском университете, где набрался радикальных идей. После смерти отца Уильям унаследовал его состояние. Его путь не слишком отличался от пути молодых большевиков, его ровесников, за тем исключением, что Буллит лишь заигрывал с радикальными идеями. Он был талантливым журналистом и быстро поднялся вверх по карьерной лестнице в Вашингтоне. На фотографиях мы видим привлекательного гладко выбритого молодого человека в хорошем костюме. Со временем он начал лысеть, а его лицо приобрело более жесткие черты. В результате он начал выглядеть так, как и должен выглядеть человек, в которого он превратился: подлый, высокомерный выходец из богатой американской элиты. В 1920-х годах он развелся с первой женой, принадлежавшей к высшему обществу, и женился на Луизе Брайант — вдове американского журналиста Джона Рида, автора книги «Десять дней, которые потрясли мир». Луиза и сама была известной журналисткой, но после свадьбы Буллит, видимо, не особо поддерживал ее деятельность, и в итоге она стала просто женой богатого человека. Наверно, Уильям считал ее очень привлекательной: независимая, чувственная, свободная духом. Вскоре после свадьбы у них родилась дочь Анна. Буллит любил погулять и в 1920-х годах часто проводил время с прожигателями жизни в Париже, как и многие другие богатые американцы.