Некоторые политики в Париже и Лондоне наверняка вздохнули с облегчением. На следующий день Альфан встретился с Литвиновым, чтобы выразить благодарность за советскую декларацию. Французское и британское правительства, сказал он, были хорошо осведомлены о немецкой стратегии, направленной на выделение различных элементов англо-французского коммюнике, и пытались расстроить планы Германии. Ответ Литвинова Альфану был выдержан в вежливом, примирительном тоне и не имел ничего общего с предыдущим, исполненным желчи письмом Потемкину[906]. Лаваль и Саймон также выразили благодарность и выступили с заверениями, которые Потемкин и Майский передали в Москву[907].

Обмен вздохами облегчения и любезностями, однако, не уменьшил обеспокоенности Литвинова по поводу расплывчатости позиций Лаваля и Саймона. Намерены ли они и дальше держать прежний курс на заключение Восточного пакта, взаимопомощь, неделимость безопасности в Западной и Восточной Европе? В конце февраля обсуждались возможности визита Лаваля и Саймона в Москву и Саймона — в Берлин. Читатель помнит, что визит Саймона был отложен на фоне «дипломатической» болезни Гитлера после публикации 4 марта британской Белой книги по вопросам обороны с призывом увеличить военные расходы. 9 марта нацистское правительство объявило о наличии у него в распоряжении люфтваффе. Неделю спустя, 16 марта, в нарушение Версальского договора Гитлер объявил о возобновлении воинского призыва и о существовании 500-тысячной германской армии. Так был похоронен Версальский договор.

Читатель помнит, что Литвинов был не в восторге от вероятного визита Саймона в Москву, хотя НКИД не давал даже малейшего повода думать, что данный визит для Москвы нежелателен. Из Женевы Литвинов получил информацию, что Саймон по-прежнему пытается отговорить Францию от идеи заключения пакта о взаимопомощи и что Фланден колеблется и ждет, какой путь выберет Британия[908]. На французов давил не один Саймон. Леже также пытался затянуть дело. Как показали контакты британского МИД с французской стороной, Леже и другие сотрудники французского внешнеполитического ведомства «были не в восторге от идеи двустороннего франко-советского пакта и враждебно настроены по отношению к любому слишком тесному сближению Франции и СССР»[909]. В разговоре с британским послом сэром Джорджем Клерком Леже отметил, что «последовательно сражался против данной тенденции [по отношению к двустороннему франко-советскому пакту о взаимопомощи. — М. К.], иногда даже со своими министрами (Бонкуром и Барту), ибо это не способствовало бы восстановлению доверия, а именно доверие является основой прочного мира». Был ли он неправ? «Он [Леже] сказал мне, — докладывал Клерк, — что всеми силами пытается избежать заключения, в рамках единообразного регионального соглашения, отдельного франко-русского соглашения»[910]. Многие лицемерили по поводу коллективной безопасности и взаимопомощи, но только не Литвинов и Сталин.

Потемкин встречался с Лавалем почти каждый день, а также по вечерам, на светских мероприятиях, где они также обсуждали дела. Следуя указаниям Литвинова, Потемкин пытался удержать Лаваля в заданном русле, а кроме того, советовал, как ему помешать Саймону осуществлять одностороннюю британскую политику уступок Гитлеру[911]. Как бывший школьный учитель, он пытался усадить нерадивого ученика за уроки… Напрасный труд! Было сказано, что британский министр иностранных дел оказывает давление на французов с целью заставить их уступить Берлину[912]. Майский слышал, что Лаваль, как он выразился, что-то там темнит[913]. Для Москвы в этом не было ничего удивительного.

Литвинов все еще волновался о безопасности стран Балтии. Он подготовил справку для Сталина, в которой вновь поднял эту тему. «В переговорах с Барту… мы добивались распространения гарантий пакта и на Балтийские страны, указывая, что оккупация Германией этих стран была бы началом наступления на СССР, что мы не можем ждать, пока германские армии перейдут наши границы и что поэтому Франция должна оказать нам помощь немедленно по переходе германских военных сил своей восточной границы». Франция не согласилась на такое положение в договоре, но Литвинов настаивал; Барту дважды поднимал вопрос в Совете министров и дважды получал отказ. «Я заявил Барту, — добавил Литвинов, — что меня это решение не удовлетворяет и что от требования касательно Балтийских стран я не отказываюсь, и Барту соглашался в нужный момент еще раз обсудить этот вопрос».

Было ясно, что Литвинов воспринимал Прибалтийский регион как слабое место в советской обороне перед лицом вероятной нацистской агрессии. Британские идеи «компромиссного» многостороннего пакта о ненападении и необязывающие «консультации» не снимали озабоченности СССР. Литвинов отмечал:

«Должен, однако, оговориться, что я отнюдь не уверен, что даже компромиссное предложение окажется приемлемым для Германии. Но как при компромиссе, так и при первоначальной форме пактов, о которой договорились с Барту, незащищенными остаются ПриБалтийские страны, ибо если даже мы и захотели бы прийти на помощь этим странам, то при дальнейшем развитии военных операций и наступлении Германии на наши границы, мы уже лишились бы и французской помощи, поскольку мы сами первые начали бы войну с Германией для защиты Прибалтики. В этой области нам предстоит очевидно большой спор с Францией и Англией»[914].

Литвинов в этом вопросе был непреклонен. Он привлек к нему внимание Потемкина примерно в тех формулировках, что содержались в докладе Сталину. В случае германской угрозы «мы должны равнодушно смотреть на оккупацию Прибалтики и ждать перехода германской армией нашей границы, для того чтобы вступила в действие гарантия Франции»[915].

Литвинов хотел составить проекты текстов Восточного пакта на тот маловероятный случай, если на него согласится Германия, а на случай ее несогласия — пакта о взаимопомощи с Францией[916]. Ведь Гитлер открыто оставил Францию и Великобританию с носом. Когда на переговоры прибыл французский посол, Литвинов держался с нарочитым спокойствием. Советское правительство — подписант Версальского договора, пожал он плечами в ответ на вопрос Альфана: что ж, посмотрим, как поступит Франция. Посол не попался на удочку и ушел от прямого ответа. Литвинов съязвил: британская тактика, которую поддерживает Франция, послужила стимулом для германской агрессивности. Согласно отчету Альфана об этой встрече, Литвинов предложил британцам отменить предстоящий визит Саймона в Берлин[917]. И это тоже прозвучало не без издевки.

События развивались быстро. Разлетелась новость, что Саймон в конце концов все же поедет в Берлин. «М. М. [Литвинов] страшно раздражен, — писал Майский. — Считает ее [британскую ноту о визите Саймона в Берлин. — М. К.] полной капитуляцией перед Германией». То же Литвинов говорил и Альфану[918]. Между будущими и нынешними союзниками так доверия не выстроить. Выражаясь словами самого Литвинова, Великобритания была похожа на снисходительного отца, который отчитывает провинившегося сына. «Что же касается Франции, то, взятая на буксир обещанием воздушной конвенции, она от Англии не оторвется и не уступит ей в снисходительности Германии. Можно опасаться, что последний решительный шаг Гитлера окончательно запутает Лаваля и побудит его к еще большим уступкам». Литвинов отзывался об англичанах с презрением: «Мы знаем из разных, весьма достоверных источников, что Англия примирилась с возможностью советско-французского гарантийного пакта. Она, однако, от этого откажется, вероятно, как только осведомится об отрицательном отношении к этому Гитлера»[919]. И все же Литвинов был вынужден лавировать: Майский и Ванситтарт завершали приготовления к визиту Идена в Москву.